Тот же пребывает в возбужденном состоянии, явно наслаждаясь своей ролью в разворачивающейся драме. К тому же и Филдинг никогда ему не нравился. Весь его вид — одно большое НУ Я ЖЕ ГОВОРИЛ!
— Нет, это точно надо сделать, — обращается он ко мне. — Поставим камеры, и все, никакого дерьма. Чтобы никто не думал, что ему это сойдет с рук.
Я смотрю на выстроившуюся рядком обувь у входа в коттедж. Коттедж смерти. Коттедж семени. Некоторые копы называют его Маленьким магазинчиком ужасов[63].
— Камеры, — бормочет у меня за спиной Марино. — Вот стояли бы они в холодильнике, и все бы было у нас на пленке. Черт, а может, оно и к лучшему. Ты только представь, что такое уплывет на «ютуб». Как Филдинг вытворяет это все с мертвецами. Господи иисусе. Хотя в Довере наверняка камеры есть.
Он вручает нам желтые защитные костюмы, такие же, как и у него.
— В Довере камеры точно должны быть, да? Министерство обороны за такую идею двумя руками ухватится, а лучшего момента и не придумаешь, ведь так? В свете обстоятельств ничего лучше и быть не может, когда речь зайдет об усилении безопасности в таком месте, как наше…
До меня доходит, что Марино разговаривает со мной, но я не отвечаю. Что лежит в том ящике, в кузове? Эта мысль не дает мне покоя. В какой-то момент меня захлестывает жалость. Я стою, дрожа на ветру от холода, зажав под мышкой защитный костюм, в то время как Бентон уже натягивает свой.
Марино же продолжает свое, бодро и жизнерадостно, словно мы на карнавале:
— Я уже говорил, хорошо, что сейчас холодно. Даже не представляю, как бы мы работали в жаркий денек, при тридцати с лишним, как бывало в Ричмонде, когда воздух такой, что хоть отжимай, и даже листок не колышется. В смысле, какая ж свинья. Ты только на туалет не смотри — в последний раз смывали, должно быть, в ту пору, когда здесь ведьм сжигали…
— Их вешали, — слышу я собственный голос.
Марино пялится на меня с дурацким выражением лица. Нос и уши у него красные, каска на лысой голове, как крышка пожарного гидранта.
— Как он? — Я киваю в сторону ящика в кузове.
— Наша Анна — просто доктор Дулиттл[64]. Знаешь, она ведь поначалу хотела ветеринаром стать, а только потом в мадам Карри подалась.
Он так и говорит, «карри», словно о приправе, и сколько бы я его ни поправляла — Кюри, как химический элемент кюрий, названный в честь мадам Кюри, — все бесполезно.
— Я вот что тебе скажу. Хорошо, что тепло в доме отключали не больше чем на пять-шесть часов. У таких собак шерсти не больше, чем у меня. Закопался бедолага под тряпье на лежбище Филдинга, но все равно продрог. Трясся, как будто у него припадок. Понятно, перепугался до усрачки. Копы, фэбээровцы, все лезут, да еще в полном боевом облачении. К тому же, говорят, борзые не любят, когда их одних оставляют. У них это… как оно… синдром разлуки.