— Усёк, а-а, о-отец Егорий.
Багор хищно оскалился, глаза вроде бы равнодушные, как у стражников веры, но страшные, и хотя Дато никакого взгляда сроду не боялся, ему сделалось неуютно. Был Ба-гор, как вор, а стал людоедом.
В это время послышались шаги, в горницу вошёл отец Елисей, одетый в точности та-кой же балахон, что и на Багре. Он бросил на колени Иллариону какие-то тряпки.
— Накинь рубище, пойдёшь с нами, посмотришь, послушаешь, а потом, помолясь, в путь.
В рубище, так в рубище. Илларион развернул широкое дерюжное покрывало с проре-зью для головы, не грязное, но очень пыльное, продел голову в дыру, чихнул и стал похож на огородное пугало. Ясное дело: за годы, проведённые на нарах, чувство брезгливости ста-новится непозволительной роскошью, но почему-то именно в этот момент оно напомнило о себе.
"Кажись, меня продуманно втаптывают в навоз. Интересно, что ещё придумали эти отцы?"
Багор, то есть — отец Егорий, не особенно чинясь, цепко ухватил Иллариона за локоть и подтолкнул к выходу. Дато, едва не открыв толстенную дверь лбом, вывалился на крыльцо, следом степенно вышли святые отцы.
Так вот для чего понадобилось строить такое несуразное возвышение. Теперь крыльцо стало чем-то вроде трибуны, с которой так удобно бросать в толпу лозунги и воззвания. Под трибуной уже бурлило море не море, а так — озерцо народу сотни на полторы — в основном молодые и среднего возраста мужчины и женщины, одетые в чёрт знает какие лохмотья. Да-то пригляделся. Лохмотья не так уж давно были вполне приличными пиджаками, рубашка-ми, штанами и куртками, сохранившими признаки фасонистости, но сейчас одёжка заско-рузла от грязи — не всякий бомж рискнёт напялить на себя вот такую, пропитанную болот-ной сыростью робу.
Собравшиеся у подножия люди, казалось, не замечают убожества и неудобства своих одеяний. На устремлённых вверх лицах написано блаженство; в глазах светится истовая, фанатичная вера и ожидание чуда; из толпы слышится звериное поскуливание — никакого намёка на нормальную человеческую речь.
За годы на зонах Дато повидал такое, что законопослушному обывателю не приснится в самом кошмарном сне, но при виде этой толпы ему сделалось до чёртиков жутко. Стоящие внизу одурманенные люди, а в том, что они одурманены, Дато не сомневался, по знаку пастыря способны на самую невероятную мерзость. И сотворят! С такими-то глазами…. И будут думать, что действовали они по законам Высшей Космической Целесообразности. Если они ещё не разучились думать.
"Терпи, падаль, не дёргайся, — мысленно осадил он себя, — сам залез в лапы к этим упы-рям, вот теперь и делай вид, будто ты с ними заодно, что тебя умиляет это тряхомудие. А с другой стороны: был ли у меня выбор вообще? Обложили, как волка, с-суки!"