Марина фыркнула.
— Шершнев, у слона нет крыльев!
— Да? Занятно, — Виктор по-хитрому сморщил нос, — у тебя аналитический склад, Ма-риша, ты не приемлешь фантастические образы. Но если бы у слона выросли крылья, они были бы в точности такие: большие и розовые. Речь не о том. Я же его со спины увидел. По-пробуй, узнай через восемь лет человека даже не в лицо. В незнакомой одежде. Особенно, когда и мысли-то об этом человеке давным-давно улетучились. Э? И вообще, я думал лишь о прочитанном, глядел рассеянно, просто глаза отдыхали. Но вот зацепился взглядом, хоть тресни! Я же говорю — мистика! Кровь притянула! Мало того, у меня нужды не было по этой площади проезжать! По неосознанному побуждению попросил Федюню дать кружок.
Марина Сергеевна поставила бокал на столик, лицо сделалось серьёзным.
— Витя, я, как аналитик, в любом происшествии мистическую составляющую буду рас-сматривать в последнюю очередь, но, опять-таки, как аналитик, вынуждена отметить некую неправильность, отсутствие логики в событии. Ты не должен был увидеть, но ты увидел. Меня это настораживает по одной простой причине.
— Э?
— Ты ещё не всё рассказал.
Виктор Сергеевич, вскинув подбородок, посмотрел на сестру словно свысока.
— Умная, да? Ты, как всегда, права, это ещё не всё.
— Ну, ну…?
— Я вижу розовые уши, приказываю водителю остановиться, выскакиваю из кабриолета и, как последний псих, преследую человека в толпе. Заметь, я ни в чём не уверен, но меня какая-то сила тянет. Мне надо увидеть его лицо! Надо убедиться, что это Коля! Надо, и всё! И я, расталкивая людей, гонюсь за ним. Что за порыв? Мне до сих пор непонятно. А человек уже подходит к входу в метро. Веришь, нет, я в том состоянии в вагон бы следом заскочил. Догоняю, кладу руку на плечо. Оборачивается. Он! Коля!
…Человек обернулся. Глаза последовательно выражают сначала недоумение, потом растерянность.
— Тов…, товарищ генерал? Виктор Сергеич?! К-каким…?
Спешащие в метро люди с баулами и чемоданами натыкались на стоящих посреди те-кущей толпы, ворчали, обходили. Шершнев потянул парня в сторону.
— Узнал? Ну, Коля-Николай, я то понятно — каким, а вот ты? — Затормошил Шершнев смущённого кровника.
— Да, — промямлил Николай, — вроде как бы по делу.
— По делу, не по делу…, пошли в машину, по дороге поговорим. Пошли, пошли!
И Коля пошёл как-то нехотя, понуро, обречённо.
Шершнев, конечно же, отметил эту мрачную скованность бывшего бойца, но, будучи человеком умудрённым, не полез с расспросами: захочет — скажет. В эти минуты, испытывая необъяснимый подъём и прямо-таки детскую радость, он, тем не менее, другим слоем сознания, трезвым и дисциплинированным, анализировал свои ощущения. Он точно измерил свои чувства, но рассудочность параллельного слоя ничуть при этом не умаляла настоящую, искреннюю радость. Он неожиданно для себя понял, что и сама встреча, и последующие, необдуманные, спонтанные действия определены его личной волей. Встреча была необходима им обоим, и она случилась, здесь и сейчас. Это не слепой случай, и не божий промысел — это созревшая закономерность, такая же неизбежная, как второй закон Ньютона.