— А ведь когда-то ты хотела, чтобы я им стал. Твоим мужем, — тихо проговорил Владислав, и эти слова заставили Ксению снова взглянуть на него. Она пыталась прочитать в глубине его глаз хотя бы что-то, что помогло бы ей выбрать правильную линию поведения в этот момент, что подсказало бы ей ответ на его реплику, но так и не смогла сделать это.
— И тогда бы ты распускала бы свои косы для меня. И я касался бы их, пропускал между пальцев, целовал их. На что угодно готов поспорить — они мягкие, как шелк. Открой свои волосы, Ксеня… распусти свои косы… Для меня, моя дрога.
Он поднес ее руки к губам и принялся медленно целовать каждый ее пальчик — один за другим, заставляя голову Ксении идти кругом, удерживая ее взгляд на своем лице своими колдовскими глазами, пытаясь проникнуть в ее душу. Дай мне сил, Господи, оттолкнуть его, взмолилась она, чувствуя, как ее снова захватывают в плен те самые вихри, что крутили ее тело два дня назад, тогда в лесу, когда смотрела в темное ночное небо, усыпанное яркими точками звезд. Она даже глаз не могла отвести от его взгляда, не то, что вырвать ладони из плена его рук и ласкающих губ. И тогда Ксения просто сомкнула веки, признавая свою слабость перед ним, перед его ласками, не желая видеть довольство ее уступчивостью на его лице.
Но спустя миг ей пришлось открыть глаза, чтобы взглянуть, что же могло произойти за это короткое время, и отчего вдруг Владислав прекратил свои поцелуи, от которых кровь так быстро струилась по ее венам. Он застыл, будто вмиг окаменев, глядя на ее пальцы, что по-прежнему сжимал в своих ладонях, касаясь большим пальцем одного из ее перстней.
— Что? Что случилось, Владек? — Ксения сама не поняла, почему вдруг так легко и просто у нее с губ сорвалось его имя. Быть может, оттого, что ее разум был ныне будто во хмелю от его поцелуев и нежных касаний?
Он медленно поднял глаза на ее лицо, и она замерла, перепугавшись при виде того, что плескалось ныне в его глазах, ставших еще чернее, чем прежде. Ярость и ничем не прикрытая лютая ненависть. Снова перед ней был тот человек, что так перепугал ее несколько дней назад, в лесу.
Владислав же притянул ее, застывшую в испуге, еще ближе, прижал крепче к своему телу и принялся целовать ее. Грубо, настойчиво, сминая ее губы, подавляя крик страха и боли. Ксения опомнилась, только когда он прикусил больно ее нижнюю губу, до того не веря, что это действительно так, забилась в его руках, осознавая, что в нем произошла какая-то перемена, что все сейчас идет совсем не так, как тогда, под звездным небом. Она толкала его от себя изо всех сил, уворачивалась от настойчивых губ, отбивалась от грубых пальцев, причиняющих ей боль, но он не отпускал ее, легко подавляя ее сопротивление, будто даже наслаждаясь им.