— Отчасти, – благодушно сказал он, словно не расслышав унизительного предположения. – Она действительно прокляла меня, родич, но несколько иным образом. Это гандхарвы рассказали тебе? Они вечно не то наврут, не то перепутают.
— Что же она сказала? – Кришна сверкнул зубами.
— Ты оставил мой вопрос без ответа, а я не отвечу на твой... – лучник пожал плечами и потянулся за куском баранины. Когда он поднял взгляд, то обнаружил, что флейтиста рядом уже нет.
Баламут сгинул куда-то, и сын двух отцов сосредоточенно набирался хмельной суры, думая о своем.
Спустя какое-то время флейта запела снова, и согласно отозвались бубенцы цветов, украсившие весенние джунгли, стволы деревьев обернулись струнами ладной вины, а таящаяся под горизонтом луна сочла за честь стать маленьким барабанчиком-мридангом и негромко поддержать ритм.
Кришна чествовал гостя песней.
“Деревья, любимый, сейчас словно тлеющий уголь... Роняя сухую листву в ожиданье плодов, они пламенеют цветами, как храмы, украшенные перед праздничным днем. Настала пора услад, о великий герой!”
Зажурчала флейта, проливаясь живительной влагой на землю и сердце, позвякивали украшения одурманенных песней женщин, танцевавших прямо среди кувшинов и блюд.
“Прекрасны, любимый, деревья в цветочном уборе”, – упавшим голосом проговорил певец, нервно поглаживая черный бамбук. Глаза его внезапно стали прозрачными до самого огненного дна, и смотрящий в них стоял на краю пропасти, упиваясь искусом.
“Благоухание чудное веет повсюду... Не слишком холодно сейчас и не жарко, сладким томлением воздух наполнен...”
Ушас-юница запрягает череду алых коров рассвета. Груди ее наги, выкрашенные сандаловой мазью; она сверкает золотом точно невеста, наряженная матерью.
Дует южный ветер, и своим дыханием срывает с манговых деревьев цветочные почки вместе с сидящими на них пчелами.
Горные цепи, вершинами уходящие в Девалоку.
Святая река, пронизывающая три мира.
“Я – вкус воды, чистый запах земли, жар пламени... я – цель...”
Арджуна смотрел на него. Так умирающий от жажды смотрит на призрак студеного озера, так обездоленный смотрит на сокровищницу Куберы, так батрак смотрит на гордую кавалькаду раджи, так смотрит безнадежно влюбленный...
“Время нам уходить отсюда, герой!” – шепнул аватар и допел едва слышно, – все стихло, так что в безмолвии эхом отозвался неслышный стон пастушки, зашедшейся от любви...
“С надеждой приносят жертвы, с надеждой вступают в битву, с надеждой зерно сеют... Да сбудется та надежда, которой живу!”
Темные небеса уронили первые тяжкие капли: начинающийся дождь не походил на утренний, невесомый, что не мог даже пробиться к земле сквозь зеленую крышу джунглей.