— Принесла ей белены.
Я достала темно-зеленые листья.
Гормхул тут же появилась. Как таракан, она сползла по камням.
— Белена?
— Да.
— А тебе что нужно? — спросила она. — Мясо?
— Нет, не мясо.
Я пошла вместе с ней — мы не сильно удалились и не направились вниз, потому что мне нравился ветерок и вид вересковой пустоши. И я ощущала тишину, царившую вокруг. Я спросила:
— Как ты видишь будущее?
— Вижу будущее?
— Да, я хотела бы узнать, что впереди, — сказала я. — Жизнь сына Аласдера — будет ли она безопасной и долгой? Где мой олень? Что ждет якобитов, и будет ли зима тяжелой, и как я могу…
— Остановить это? Что ты чувствуешь?
Я посмотрела ей в лицо. Это было лицо мудрой старой карги, да она и была такой. Морщинистый рот, хитрые глаза.
— Научишь меня? Дару предвиденья?
Гормхул улыбнулась, обнажив пеньки на месте зубов. Она хрипло дышала.
— Предвиденью? Обучить?
— Да.
— Этому нельзя обучить. Это придет само. Ты видишь то, что можешь, малютка, пусть так и будет…
— А что? Что будет?
Она насупилась, словно я задала глупый вопрос:
— Все! Все идет как идет.
— Что будет? Скажи мне? Что будет?
Она понюхала белену:
— Короли приходят и уходят. Но я не уверена, что оранжевый останется оранжевым…
— Вильгельм? — Я покачала головой.
— Ох, — вздохнула она. И отвела взгляд, будто это не она была унылой больной грязнулей. Она взглянула на пустошь. — Это не всегда дар, Корраг. Только не в канун большой скорби.
— Большая скорбь?
Она снова повернулась ко мне. Ее глаза вновь были глазами старой ведьмы, а взгляд стал насмешливым, и она поднесла палец к моему носу, надавила на него:
— Я думаю, волк провоет его имя. Лев прорычит. И это все, что я скажу тебе, маленькое носатое дитя. Ты принесешь мне больше травы — и довольно скоро.
Осень опустилась на долину. Я разбираюсь в осенних запахах. Из моей первой жизни, моих английских дней, я знаю эти пряные, влажные, земляные запахи, ведь они сулят ягоды и фрукты. Так что дерн становился толще, а ребенок больше, а люди бродят по холмам, часто нагибаясь. Мы царапались о шипы, словно чернилами, пачкали пальцы ежевикой и терном и собирали грибы во влажных местах. Этим занимались женщины. Я видела жен и дочерей с подвязанными сзади волосами. Однажды мне показалось, что я разглядела Тотиак, с ее сломанной челюстью и печальными глазами, но зрение могло подвести меня в столь туманную погоду.
При виде грибов я вспомнила о кобыле. Я будто снова видела, как она пытается их съесть, недовольно выворачивая губы и обнажая зубы. Она любила яблоки и мяту. Я вспоминала ее при виде яблони, что росла рядом с Ахнаконом, клонясь к земле от старости и тяжести плодов. Веснушчатый человек, который жил там, показал жестом на меня и на дерево и сказал: