Колдунья (Флетчер) - страница 160

— Так подпишите. — Я вздохнула. — Дайте эту клятву.

Он улыбнулся:

— А как же сердце?

— Сердце?

— Ага. Сердце. И не надо изгибать бровь, словно я сейчас говорю не на твоем языке. Ты ведешь больше разговоров о сердце, чем все мы. Ты живешь по-своему. Как ты сказала, у тебя нет короля…

Я замерла и смотрела на него долгим взглядом, потому что любила смотреть на него. Я любила его лицо.

— Мы недостаточно рассудительны, — сказал он. — Как люди. Мы не… — Он покачал головой, будто не мог найти слово.

— Я любила бывать на болотах Англии и смотреть на лягушек. Я смотрела на них так долго, что подумала, будто знаю их и даже могу сама быть лягушкой. Но потом человек пришел за моей матерью, и я убежала на север. Я должна была бежать. Я никогда не увижу их вновь — лягушек, — но я знаю, что они там. Они все еще цепляются за тростник. Я могу не видеть, как они булькают в воде, но это не значит, что они не делают этого, — напротив. Они все еще квакают по вечерам. Возможно, они квакают сейчас, когда мы стоим здесь. — Я пожала плечами. — Мне пришлось оставить их. Но они все еще со мной. Я храню их в памяти и знаю, что они такие же настоящие, как всегда.

Аласдер посмотрел на меня, но так, словно меня не было, словно он видел сквозь меня. Это был странный взгляд, такой глубокий. Возможно, он тоже увидел тех лягушек.

— Я говорю тебе это, чтобы объяснить, что когда-то всем приходится делать выбор. Я покинула тех лягушек ради собственной жизни, но я все еще люблю их. Они всегда будут облизывать глаза языком, как делали это при мне. И если ты принесешь клятву, твое сердце не станет другим, Аласдер. Как они могут изменить твое сердце? Или убить его? Им это не по силам.

Я покраснела, отвела взгляд. Мне стало стыдно за свои дурацкие разговоры о лягушках.

— Я просто попыталась объяснить.

Он сказал:

— Да, я понял. Хороший способ.

— Всего лишь болтовня.

Он улыбнулся.

— Все, что я пытаюсь донести, — это то, что мы меняемся, снова и снова. Но я думаю, что наши сердца остаются нашими сердцами и никто не может управлять ими — ни короли, ни клятвы. Ни даже наши собственные головы. Наши сердца сильнее.

Поднялся ветер. Я попыталась ухватить свои волосы, которые развевались сильнее. Я поймала их и привязала сзади к шее. Пряди все еще трепетали, но большую часть я укротила.

— Ты думаешь, мы должны принести клятву, сассенах?

— Как я могу знать? Это ваша клятва, которую должны дать вы, а не я. Все, что я знаю, — это то, что ни одна клятва, ни одно обещание, ни один король — ничто не может изменить человеческое сердце. Оно чувствует то, что хочет чувствовать.