— Продолжайте.
— Как только шок проходит, исчезают и нагрузки, поскольку нет угрозы психике. Когда это случится, ваши навыки и способности вернутся. Вы вспомните определенные поведенческие модели, возможно, это произойдет совершенно естественно, ваши реакции будут инстинктивными. Но всегда останется некий пробел, брешь в сознании, и это, по всей видимости, необратимо. — Доктор замолк, вернулся к креслу, сел, выпил и устало закрыл глаза.
— Продолжайте, — прошептал неизвестный.
Уошберн открыл глаза, остановив взгляд на пациенте.
— Вернемся к голове, которую мы назвали мозгом. Который, как физический орган, состоит из огромного количества клеток и взаимодействующих компонентов. Вы читали книги: лимбическая система, ткани гиппокампа и зрительных бугров, мозолистое тело, особенно технология лоботомии. Малейшее изменение может повлечь существеннейшие сдвиги. Это и случилось с вами. Вы перенесли физическую травму. Как будто поменялись местами элементы, физическая структура стала иной. — Уошберн снова замолчал.
— И… — настаивал пациент.
— Спад психологического напряжения позволит — уже позволяет — вашим способностям и навыкам вернуться к вам. Но не думаю, что вы когда-нибудь сумеете связать их со своим прошлым.
— Но почему? Почему нет?
— Потому что каналы, в которых жила информация о прошлом, претерпели изменения. Физически преобразовались настолько, что перестали функционировать как прежде.
Пациент не шевелился.
— Ответ в Цюрихе, — сказал он.
— Еще рано. Вы еще не готовы, не достаточно окрепли.
— Я окрепну.
— Обязательно.
Шли недели, продолжались словесные упражнения, росла стопка бумаг на столе, восстанавливались силы пациента.
Девятнадцатая неделя на исходе. Яркое солнечное утро, спокойное, сияющее Средиземное море. Пациент только что вернулся после часовой пробежки вдоль берега к холмам, он пробегал около двенадцати миль ежедневно, с каждым днем увеличивая скорость и сокращая число передышек. Он опустился в кресло у окна, тяжело дыша, весь взмокший. Он вошел в спальню через боковой вход, минуя гостиную. Так было легче, гостиная служила приемной, и там все еще оставалось несколько пациентов, дожидавшихся, когда их заштопают. И испуганно гадавших, в каком состоянии доктор будет сегодня утром. Собственно, все обстояло не так уже плохо, Джеффри Уошберн по-прежнему пил как буйный казак, но в седле держался. Словно в закромах его собственного разрушительного фатализма отыскались запасы надежды. И человек без памяти понял: эта надежда была связана с цюрихским банком на Банхофштрассе. Почему так легко вспомнилось название улицы?