Пафос «негативной исповеди» в 125-й главе «Книги Мертвых» в заверениях предстающего перед судом Осириса о своем неучастии в насилии: «Я не творил дурного… Я не поднимал руку на слабого… Я не угнетал раба перед лицом его господина. Я не был причиною недуга. Я не был причиною слез. Я не убивал. Я не приказывал убивать» [99, с. 71]. (Это отнюдь не означает, что покойник и в самом деле чужд перечисленным «грехам».) В «Споре разочарованного со своей душой» герой жалуется на царящие на земле произвол и насилие:
Кому мне открыться сегодня?
Раздолье насильнику,
Вывелись добрые люди
[99, с. 98].
Насилие и безразличие влекут за собой нарушение необходимых связей между «я» и «мы», и в заклинаниях Шурпу сказано:
[(Кто)…]несправедливое (в суде) затеял,
[Неверное] (решение) судью принять заставил…
Кровь ближнего своего пролил.
В одежды ближнего своего облачился
[60, с. 104: стк. 14–15, 49–50],
тот совершает зло. Проявление милосердия, сострадания к человеку есть добро: «Говорят: пока ты благоденствуешь по милости твоего бога — давай брату, не [забудь (?)] сестру, не [оставь (?)] родню, поддержи (?) твоего знакомого; это — благо, оно будет при тебе [самом (?)], не уйдет прочь» [39, с. 14; № 10]. В этих словах, как и во многих других подобных текстах, выражено свойственное всей древневосточной системе моральных ценностей и норм признание эгоцентрической в своей основе сущности милосердия и сострадания, ибо «человек милосердый благотворит душе своей, а жестокосердый разрушает плоть свою» (Пр. 11, 17), что перекликается со словами книги «Экклесиаст», осуждающими насилие как в первую очередь зло по отношению к самому творящему насилие и признающими милосердие благом главным образом для делающего его:
Посылай свой хлеб по водам,
Ибо спустя много дней ты его найдешь
[99, с. 651; 11, 1].
В мире и модели мира, где вещь неразрывно, сущностно связана с человеком, где поэтому материальный достаток есть благо, а бедность — зло, важнейшей формой проявления насилия признается алчность и корыстолюбие, а милосердие и сострадание действенно выражают себя в бескорыстии и вспомоществовании. Именно поэтому формулы типа: «Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от нее. Я не убавлял от аруры. Я не обманывал и на пол-аруры. Я не давил на гирю. Я не плутовал с отвесом» и подобные [99, с. 71] составляют сердцевину «негативной исповеди» предстающего перед судом Осириса, а в «Споре разочарованного со своей душой» именно эти злодеяния вызывают отчаяние героя и его разочарование в людях. Поэтому представления древнего египтянина об идеальном человеке непременно включают бескорыстие и вспомоществование нуждающимся, чем хвалится вельможа Пиопинахт: «Я давал хлеб голодному, одевал нагого» [118, 1, с. 27], а в «Поучении Птахотепа» говорится: «Не будь алчен по отношению к сородичам своим, мольбы кротких могущественнее силы» [161, с. 93; стк. 20]. Весьма показательно, что в заклинаниях