Но не раз ещё за эту ночь, пока Пер лежал в полумраке номера, не смыкая глаз, чёрное подозрение возвращалось к нему и давило его тяжким кошмаром. Мысленно он снова был в комнате Ниргора в ту последнюю ночь, вспоминал слова Ниргора, которым тогда не придал никакого значения. И жестокая правда открылась ему от начала до конца — женщина, которая мирно спит рядом с ним, — тоже наследство, завещанное ему Ниргором, и даже больше: она была «судьбой» несчастного, и её неблагодарность свела его в могилу.
А он — он-то теперь её соучастник!
Воспалённому взору почудилось, будто тень покойного неслышно скользит по комнате. То тут, то там покажется из мрака лысый череп, и глаза глянут на него с привычной насмешливой грустью. А здесь, рядом, лежит убийца… Это она прокралась в часовню и осыпала розами гроб. Как же так?.. Она спит сладко, словно дитя в колыбели, и дышит так спокойно, так ровно… Её муж носится по бурному морю, тело её любовника ещё не рассыпалось в прах, а она уже покоится в объятиях другого. И рядом с ней — он, Пер, её соучастник!
Омерзение и ужас сдавили ему грудь, он не мог больше здесь оставаться. Надо встать, надо уйти!
Но тут фру Энгельгард тяжело заворочалась в постели, закинула руки за голову и сонно спросила:
— Ты уже встал?
Он не ответил. Самый звук её голоса вызывал у него дрожь. Она пыталась открыть глаза, да так и не смогла. Чуть улыбнулась и заснула снова.
Он заторопился, решил уйти бесшумно, не прощаясь. Лучше он оставит у портье записку с одним лишь словом, которое всё объяснит: «Ниргор».
Но когда он оделся и хотел уходить, взгляд его упал на полуобнаженное тело женщины. Она спала в некрасивой позе — на спине, закинув руки за голову и приподняв одно колено. Узкие бретельки, поддерживавшие рубашку, соскользнули с плеч, и огромная, расплывшаяся желтовато-белая грудь была ничем не прикрыта. По подушке в беспорядке разметались тёмные волосы, голова запрокинута, лицо бледно от утомления.
Сердце у Пера тяжело заворочалось в груди, в ногах появилась противная слабость. Он не мог оторвать взгляда от спящей. При всём отвращении, при всём ужасе, наполнявшем душу, его неудержимо влекли эти белые руки, эта расплывшаяся грудь, эти полуоткрытые губы, которые до сих пор рдели от поцелуев. Он испугался самого себя. Он, не ведавший прежде противоречий и двойственности человеческой природы, он, считавший женщину лишь безопасной игрушкой, содрогнулся теперь перед теми тёмными силами, что взметывают и гонят судьбы и желания, словно ветер дорожную пыль. Вот и он вступил в борьбу с демонами, в существование которых не верил, над которыми свысока посмеивался. Где-то в тайниках сознания вместе с властным голосом отца ожили полузабытые слова «о силах тьмы» и о «кознях сатаны» и залили бледностью лицо Пера.