Выйдя из павильона, они направились к выходу на набережную, мимо стелющихся садов, - возле каждого из них, несмотря на сырость, стоял его создатель, словно говоря: "Полюбуйся! Я могу сделать это и для тебя".
- Какая прелесть, а приходится заискивать, чтобы на нее хотя бы взглянули! - сказала Динни.
- Куда мы пойдем?
- В парк Баттерси.
- Тогда через этот мост.
- Это так мило с твоей стороны, что ты с ними познакомился, но ты был ужасно похож на лошадь, которая осаживает назад и рвется вон из сбруи. Мне очень хотелось погладить тебя по шее.
- Я отвык от людей.
- Хорошо, когда от них не зависишь.
- Труднее меня, наверно, никто с людьми не сходится. Но ты, мне казалось...
- Мне нужен только ты. У меня, наверное, собачья натура. Без тебя я ходила бы как потерянная.
Легкое подергивание уголка рта было красноречивее всякого ответа.
- Ты когда-нибудь видела Приют для приблудных собак? Он тут рядом.
- Нет. Приблудная собака - даже страшно подумать! Хотя о них-то, наверное, и надо думать. Пойдем!
У этого заведения, как и полагалось, был больничный вид, который словно обещал, что все будет к лучшему в этом худшем из миров. Послышался лай, несколько собак выжидательно подняли головы. Замахали хвосты. Породистые собаки вели себя тише и смотрели печальнее, чем те, у кого не было вовсе никакой породы, но последних тут было больше. В углу за проволочной загородкой сидел черный спаньель, опустив голову с длинными ушами. Динни и Уилфрид подошли к нему.
- Господи, как же никто не хватился такого хорошего пса? - спросила Динни. - А какой он грустный!
Уилфрид просунул руку через проволоку. Собака подняла голову. Они увидели красноту под глазами и длинную, шелковистую шерсть на лбу. Пес медленно поднялся, встал на передние лапы, и они заметили, что он прерывисто дышит, словно принимает какое-то решение или в душе у него идет борьба.
- Поди сюда, малыш!
Пес медленно приблизился - черный, без единого пятнышка, квадратный, на обросших длинной шерстью лапах. В нем явно видна была порода, и уж совсем непонятно было, почему он здесь. Он стоял так, что его почти можно было достать рукой; обрубленный хвост нерешительно шевельнулся, а потом повис снова, словно говоря: "Я бы и рад, но вы не те, кого я ждал".
- Ну как, старина? - спросил его Уилфрид.
Динни нагнулась к собаке.
- А ну-ка поцелуй меня!
Пес поднял на них глаза. Хвост дернулся, но сразу же повис опять.
- Он тоже трудно сходится с людьми, - сказал Уилфрид.
- Ну до чего же он грустный... - Динни нагнулась еще ниже и на этот раз просунула руку через проволоку. - Иди ко мне, милый!