— Никогда больше не скачите так на моих лошадях! — только и вымолвил он.
— Согласен.
Отстегнув пряжки подпруги и взяв седло на руку, я наконец взглянул ему в глаза. Прищуренные и непроницаемые, они сияли.
— Вы доказали то, что хотели. Но при этом чуть не погубили мою лошадь. (Я промолчал). И самого себя, — добавил он, подразумевая, что это менее важно.
Я покачал головой и, как бы вторя ему, улыбнулся:
— Пустяки!
— Хм! — Он взглянул на меня пристально. — Приходите вечером в конюшни. Мы не можем здесь разговаривать о… о том, о чем нам надо поговорить… Слишком много ушей.
Владелец победителя перегнулся через двойной барьер, чтобы полюбоваться Ботвой. А мне надо было смотать подпругу и взвеситься. Так я и не узнал, что произошло перед скачкой.
В раздевалке около моего места стоял Тик-Ток. Великолепно обутая нога на скамейке, тирольская шляпа сдвинута на затылок.
— Прежде чем ты еще разок поскачешь таким манером, завещай мне свою половину машины. Это избавит меня от уймы сложностей с законом.
— Заткнись, — попросил я, стаскивая с себя сначала свитер — малиновый с белым (цвета Джеймса), а потом и тонкую коричневую фуфайку. Взял полотенце у гардеробщика и — к умывальнику.
— Многие сейчас охотно взяли бы свои слова обратно. И хорошо, если бы они ими подавились! — возгласил Тик-Ток на всю раздевалку.
Прислонившись к стене, он томно наблюдал, как я умывался.
— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что твои сегодняшние подвиги были ясно видны миллионам домохозяек, инвалидов, грудных младенцев и тем, кто слоняется около витрин радиомагазинов.
— Что ты мелешь? — воскликнул я.
— Факт! Последние три скачки показывали в промежутке между лекцией «Секс для шестых классов» и сериалом «Пучеглазик стреляет в бабушку». Вел передачу Морис. Хотел бы я знать, — закончил он уже всерьез, — что он предпримет, когда сообразит, что ты усек его проделку с сахаром?
— Может и не узнать, — ответил я, растирая полотенцем плечи и грудь. — Подумает, что это вышло случайно… Джеймс еще не рассказал мне, что было до скачки.
— Во всяком случае, — доверительно заметил Тик-Ток, — его кампания против тебя провалилась. После сегодняшнего, он не рискнет продолжать.
Я согласился с ним. Но это лишь потому, что мы слишком мало знаем о жестокости того мира, в котором живем.
Джеймс, погруженный в бумаги, ждал меня в своем кабинете у конторки. Ярко пылал огонь, и его отсветы поблескивали на стаканах, стоящих наготове. Я уселся в потертое кресло у огня, а он возвышался надо мной. На сильном, жестком лице — озабоченность.
— Я приношу извинения, — выпалил он вдруг.