— Кто знал, что он упадет… Надо было сильнее крутить.
Я залюбовался нашим двором, пожарной лестницей, даже помойка показалась мне удивительно симпатичной. Рогдай предложил прогуляться к соседям. Ясно для чего.
Мы пошли.
Женька был во дворе, увидел нас и, следя за нами одним глазом, двинулся к дому. Походка у него была небрежная, он делал вид, что уходит сам по себе, что нас он будто бы и не заметил.
— Упустишь! — простонал Рогдай. Его жгло желание отомстить за синяк под глазом.
А мне почему-то расхотелось драться. Я не трусил, что-то произошло со мной.
— Женька, подожди минутку! — крикнул я, удивляясь тому, что сказал.
Женька остановился. Прищурив глаза, он наблюдал, как я подхожу. Рогдай остался у ворот.
— Не бойся, не трону, — сказал я.
— Чего? — сплюнул Женька. — Да я тебя сам… Хочешь, в глаз дам?
Рогдай был далеко, и свою угрозу Женька мог привести в исполнение без труда.
— Не стыдно слабых обижать? — спросил я. И опять удивился тому, что сказал.
— Заступничек нашелся, — осклабился Женька.
— Предлагаю мир, — сказал я.
— Мир? — не поверил Женька. — Знаю вас, козлы несчастные! Не подходи, я за себя не ручаюсь… Что, выпустили из больницы? Козел контуженый. Припадочный козел. Козел, козел, хочешь травки?
— Не смей так говорить, — сказал я. Мне стало обидно. — Зачем так? Разве меня одного контузило? Знаешь, сколько там раненых? Твой брат тоже на фронте. А если его бомбой?..
И вдруг Орел Беркут сник. Злости уже не было на его лице. Лицо вдруг сморщилось, веснушки побелели, он всхлипнул, всхлипнул еще… и заплакал тонко и жалостно.
— Нет братки-то, — вырвалось у него. — Нет братки-то… Нет…
— Женька, что ты? Женя! — растерялся я. — Ты чего? Ты о чем?
— Братку-то убили…
Я стоял и глядел. Ну чем я мог помочь ему, чем? Что я мог сделать, чтобы помочь долговязому, нескладному парню? Я ничем не мог ему помочь, как не мог помочь той девочке, которую несли под простыней в госпитале, как не мог помочь Борьке Лившицу, лучшему шахматисту в нашем городе. Разве я мог пришить ему новую ногу?
— У нас отец пропал без вести, — сказал я.
— Без вести — не погиб, — продолжал горевать Женька. — Еще найдется. А мой братеня никогда… Нам письмо пришло от бойцов. Они место указали, где его убило.
— Может, и не найдется наш отец… — сказал я.
— Может, и найдется… А братеню под Двинском. По-настоящему. Навсегда.
— Где этот Двинск?
— Там… На карте. Кружочек такой.
— Я не знаю…
— Я знаю… Нашел… У меня мамки-то дома нет. Она на окопах. Я ей ничего не передавал. А то будет волноваться.
— У нас тетя Клара тоже поехала на окопы…