Злоупотребление неопределенным артиклем «на…» было фирменным речевым знаком подполковника. Так сказать, его лингвистическим брендом, как выразился бы Влад Тропинин со своим филологическим образованием. Не имея возможности обрушивать на уши своих коллег по работе более хлесткие выражения, подполковник нашел для себя этот компромисс и с успехом им пользовался. Кроме того, он за годы своего ментовского начальствования выработал особый, резкий, отрывистый стиль речи. Речи, не допускавшей никаких отклонений вправо или влево. Речи категоричной и уверенной.
Вот и сейчас, выпалив все это и нагрузив меня новым поручением, Герасимов энергично пошагал дальше по лестнице на второй этаж к своему кабинету. Но женщина, почувствовав в его лице власть, бросилась за ним. Подполковник не слишком рад был такому повороту событий, наскоро выслушал торопливые, эмоциональные объяснения женщины, после чего бросил ей: «Разберемся!»
После этого развернулся к нам и пророкотал:
— Через пять минут на планерку все, живо!
И скрылся из вида за массивной дверью своего кабинета. Все быстренько разбежались кто куда, и я остался один на один с женщиной.
Мне ничего не оставалось, как тихо вздохнуть и пригласить пылавшую гневом женщину в свой скромный кабинет. А лейтенант Коробов, обрадованный тем, что избавился от нее, поспешно пошел в дежурку к телефону.
Я же оказался в сложной ситуации. С одной стороны, мне требовалось принять женщину, выслушать и составить заявление. С другой — у меня на все про все было всего пять минут, по истечении которых я должен был быть на планерке. И подполковник Герасимов, не учитывая этих обстоятельств, разумеется, придерется ко мне и обвинит в медлительности или еще бог знает в чем. Но подполковник был недоволен нашей работой в принципе, всегда, и я к этому давно привык. Поэтому я просто вручил женщине чистые листы и попросил подробно изложить все обстоятельства исчезновения ее супруга. Она, поняв, что ею, наконец, занялись, несколько успокоилась, нахмурила брови и принялась быстро строчить заявление острым, мелким почерком. Я же отправился на планерку.
Я оказался прав на все сто. Сегодня подполковник Герасимов прицепился ко мне, потому что ему показалось, что я зевнул. На самом деле я просто хотел возразить подполковнику, что это не я разговаривал с женщиной, позвонившей под утро в УВД и сообщившей о том, что у нее пропал муж. Что это был Точилин, а я вообще-то услышал об этом только сегодня утром и что подполковник просто все перепутал. Естественно, я слегка приоткрыл рот, но Герасимов перебил меня и списал этот жест на зевоту. Одним словом, в течение следующих десяти минут мы все слушали о том, как нужно правильно вести режим дня. Когда же подполковник устал от собственной эрудиции в этом вопросе, он вздохнул и как-то грустно спросил у меня: