С первыми ударами торжественного звона площадь пришла в движение, создавая внутри себя какой-то торопливо копошащийся, ей одной известный порядок: пожарная рота уже стояла шеренгой, красные полоски на брюках пожарных вытянулись по струнке, оркестр сам собой образовал каре, вокруг кишмя кишели разгоряченные и даже слегка веселые лица, лица под хмельком, с которых лишь постепенно сходил праздничный смех, безотчетный и беспричинный. Две учительницы, готовя детей к погребальному шествию, срочно выстраивали их в колонну. Перед порталом церкви Ольга увидела катафалк, наброшенное поверх гроба черное полотнище с серебристо-белой каймой. Да это же народное празднество, подумалось ей, нечто вроде казни, впрочем, это и есть казнь, самая настоящая, разве что отсроченная, казнь задним числом.
Сторожиха не пошла рядом с ней, не пошла и рядом с Флорианом. В одном из самых последних женских рядов Ольга лишь однажды, мельком, ее углядела, когда траурное шествие огибало церковь: вторая, другая — жена? женщина? — отца в коричневом костюме, в черной косынке на голове, брела в длинной веренице таких же, как она, деревенских баб. За спиной у себя она услышала чей-то сдавленный шепот:
— Кабы не ветер, погодка совсем весенняя, а так вон какая холодрыга, считай, все равно что зима.
Когда настоятель с двумя священниками в фиолетовом облачении вышел из церкви и встал у изголовья катафалка, на котором под гробовой крышкой и венком из гвоздик лежал отец, с колокольни надрывно и тонко затрезвонил похоронный колокол. Ольга обернулась и увидела старика крестьянина, который нерешительно, на ширину ладони приподняв над головой шляпу, другой рукой потирал стынущую лысину. «Да надень же, нахлобучь ты свою шляпу», — чуть не прошипела она в лицо старику, но промолчала. И горестно, всем телом вздрогнула, когда начальник пожарной команды гнусаво-пронзительным голосом гаркнул: «Тихо все!»
Голые ветки верхушки клена мягко колыхнулись за кладбищенской стеной, когда Филлингер и Фальт, Унтерталлингер и Лакнер на ремнях-помочах опустили гроб в могилу. Она услышала стук первых комьев земли, которые священник сбросил вниз маленькой лопаточкой. По обе стороны могилы были установлены два небольших, потемневших от старости медных котелка, и теперь торопливые руки окунали в эти котелки еловые ветки, дабы окропить могилу — многие, впрочем, кропили кое-как, наспех, брызгая на что попало, в том числе и на лица стоящих поблизости школьников. «Ну же, давайте, закапывайте, забрасывайте, затаптывайте ногами!» — приговаривала про себя Ольга, без разбора пожимая тянущиеся к ней руки, все новые и новые.