Он застыл, как тогда. Вжался в нее, как тогда в землю, ошеломленный яркостью воспоминания.
— У нас с тобой разные уставы, — сказала она.
Он сел и уставился на нее. Она мягко улыбнулась:
— Что, упустил момент?
— Не знаю… — пробормотал он.
Ему хотелось немножко уюта. Он устал объясняться.
— Такого стремного подката в жизни еще не встречала, — сказала она. — А я ведь даже сидела тихо.
— Извини, если что не так.
Она мило тряхнула головой — ничего, мол, — завязала тесемки на спине и посмотрела на часы.
— Просто ты в полном разброде. Не знаешь, чего хочешь.
— Ты права, — сказал Конверс.
Уходя, он поблагодарил ее за то, что она приютила Джейни и нашла время поговорить с ним. Она отмахнулась: какие пустяки.
— Если доведется увидеть Рэя, скажи ему, что это Оуэн позвонил Антейлу. Скажи, что это не я.
Конверс пообещал, что непременно передаст ее слова.
— Будь осторожней, — сказала она, когда он шагнул из квартиры в коридор. — Смотри в оба.
Когда он нажимал кнопку лифта, его стукнуло статическим электричеством. Он отдернул руку и стиснул кулак.
Наконец подъехал лифт.
Красное Поле находилось в Камбодже, близ местечка, называвшегося Крек. Было начало мая, самое жаркое время в году, часа два дня. С рассвета они трое — Конверс, фронтовой корреспондент и молодой фотограф — ходили в дозоре с камбоджийским патрулем. Кхмеры шли не таясь, иногда рвали цветы. Они часто останавливались отдохнуть, и тогда Конверс присаживался где-нибудь в тени и читал купленных в армейской лавке в Лонгбине «Николая и Александру»[72].
Камбоджийцы были никудышными солдатами: шли кучками, болтали, примеряли шлемы друг друга. Впереди Конверса шел маленький солдатик по прозвищу Табачок, и его автоматическая винтовка была украшена китайской розой. Белое палящее солнце и покой вокруг притупили их бдительность. Казалось, само безоблачное настроение, царившее в отряде, способно защитить от всякой опасности.
Когда самолеты, опережая звук, пронеслись над долиной, они обратили потные лица к слепящему небу. Появление самолетов удивило их, но не встревожило. Это были свои самолеты. Других тут и быть не могло.
Но в то мгновение, когда звуковая волна достигла их слуха, словно разверзся ад.
Командование называло их «селективным оружием», название вроде «салата ассорти» или «отборных кусочков».
Это были штурмовики, самое ужасное, что только может быть.
Камбоджийцы еще смотрели, разинув рот, в небо, когда стальной дождь начал косить их. Конверс увидел, как корреспондент нырнул в высокую траву, и последовал его примеру.
Когда отзвучали первые взрывы, наступило краткое мгновение безмолвной растерянности. Тут же раздались вопли, но их заглушила вторая волна разрывов. Люди катались на дороге, призывая Будду, или брели, не зная куда, рыдая, потрясенные внезапным осознанием своей смертности, — пока их не поражали пуля или осколок.