Наконец — он решился. Несколько раз проходя мимо ряда контейнеров, он заметил у одного торговца странный орнамент на рубахе вполне европейского вида. Увидел он и то, что к торговцу подошел только один человек — и тот был белый, черные проходили мимо. Торговец был молодым и выглядел еще тем типом — хитрым, прожженным, таким, торгуясь с которым, нужно придерживать карман.
Когда Паломник остановился у его товара, на мгновение, не проявляя излишнего интереса, торговец вскочил на ноги. Покупателя здесь моментально брали в оборот.
— Ваан ку фарах санахау ла кулан каага, — изысканно поздоровался на сомалике торговец и тут же перешел на местный амхари: — Селам нех вей, рас.
— Фил ифтин ва со дой бандуки [64]. — Паломник замер на мгновение и, как прыгун в воду с двенадцатиметрового трамплина, спросил: — Парлато итальяно?
— Си, си, синьор. — Торговец понизил голос, чтобы не было так слышно, итальянская речь здесь могла довести до беды: — Зайдемте сюда.
Они зашли в контейнер, где обычно заключались оптовые сделки и сделки на продажу того, чем торговать было нельзя, например, гранатометов и пущенных налево со складов снарядов, чтобы делать фугасы. В тесном и душном, раскаленном под солнцем контейнере можно было расстаться не только с кошельком, но и с жизнью, но иного выхода у Паломника не было.
Звериным чутьем он понял, что в контейнере, кроме него и этого торговца, никого нет — иначе бы он услышал дыхание. Пальцы привычно коснулись спрятанного в рукаве небольшого скелетного ножа.
— Как ты поживаешь, итальянец? — начал торговец привычное. — Здорова ли твоя семья?
— У меня нет на это времени, — отрезал Паломник.
— Нет времени, нет времени. Вы… итальянцы… германцы… все время торопитесь. Может — и на тот свет.
— Мне надо купить, — нажал итальянец. — Если у тебя нет, я пойду к другому.
— И там тебя зарежут, — проницательно заключил торговец. — Ты правильно сделал, что подошел ко мне, итальянец. Здесь не любят таких, как ты.
— Ты слишком много говоришь. Пусть твой товар скажет за тебя.
— Какой товар тебе нужен, итальянец?
— Винтовка. Армейского калибра, с оптическим прицелом. Неавтоматическая. Хорошая, с нерасстрелянным стволом. И сто патронов к ней. Хороших патронов.
— Охотничьих?
— Нет, боевых.
— Боевых… Какую дичь ты хочешь подстрелить, итальянец?
— Опасную.
— Опасную…
Торговец зажег фонарь, здесь все так освещались, электрическим фонарем да керосиновой лампой, кто пожара не боится. Пошел куда-то вперед, туда, где в беспорядке были свалены какие-то мешки и тюки, — то ли они прикрывали оружие, то ли оружие хранилось так. Донеслось знакомое позвякивание, солидный такой звук, который издает оружейная сталь, касающаяся другой такой же стали. Потом торговец вернулся с винтовками в обеих руках.