— А вот этого делать не следует… — Дорохов отобрал маузер и сунул его в карман.
— Мой верни… — попросил Шавров, протягивая руку. — С ними был мальчик… — добавил он едва слышно.
— Держи… — Дорохов отдал наган и разрешение. — Какой еще мальчик? Кровавый? — И увидев, как сразу помертвело лицо Шаврова, произнес с испугом: — Да это же из «Годунова», я пошутил, говори толком.
Выслушав рассказ, он долго молчал.
— Дохлое дело, краском. Это ведь не просто бандиты. На сегодняшний день это самые опасные преступники в Москве. И мы о них ничего не знаем. Понимаешь — ни-че-го.
Подъехал старенький полуторный «фиат». Два милиционера с оханьем и руганью швырнули труп Зуева на грязные доски и чинно сели у кабины.
— Приглашения ждешь? — Дорохов помог своим забраться в кузов. — Давай…
Шавров влез и присел на корточки. Теперь Зуев лежал лицом вверх. От былой его веселости не осталось и следа. Шавров смотрел, не в силах отвести взора, но главное заметил только через несколько секунд: пуля вошла Зуеву в переносицу, образовав третий, черно-кровавый глаз…
Улиц, по которым ехал «фиат», Шавров не видел. Тело стало непослушным, окружающее воспринималось нереально, точно сквозь зеленое бутылочное стекло. Петр исчез, пропал, и по всему было видно, что найти его будет очень и очень трудно, если вообще удастся…
Неподалеку от Страстной «фиат» свернул в переулок и остановился около двухэтажного особняка. Слева и справа темнели громады многоэтажных доходных домов. Один из них особенно выделялся своими размерами, и Шавров даже головой покачал от удивления: такого монстра он видел впервые… Вошли в особняк и поднялись на второй этаж, в кабинет. Обстановка в нем была добротная, тщательно подобранная, явно дореволюционного происхождения. Начальник — лет тридцати, в поношенном черном костюме-тройке спокойно выслушал доклад Дорохова и посмотрел на Шаврова:
— А вы что скажете?
Шавров повторил свою историю, словно заученный урок.
— В третий раз излагаю, — горько усмехнулся он.
— Ну, значит, и в последний, — подытожил начальник. — Потому что Бог троицу любит.
— Я неверующий… — хмуро возразил Шавров.
— Я — тоже, — кивнул начальник. — Дорохов, ты иди, пиши рапорт и свои предложения. Мне из МЧК звонят и из партийных органов, говорят — сам Владимир Ильич интересовался этим делом. Ты понял?
— Есть. — Дорохов ушел, и начальник снова уставился на Шаврова. Глаза у него были круглые и немигающие, как у кота.
— Краском, — начал он неторопливо, — я из твоего рассказа понял, что мои коллеги все тебе объяснили. И твои выступления про обожравшуюся часть населения я воспринимаю как детскую болезнь левизны, не более. Кто обожрался? Полпроцента, триста тысяч на круг, а мы работаем для девяноста девяти и девяти десятых процента. Это — сто шестьдесят миллионов, ощущаешь разницу? Ты человек интеллигентный, образованный, так вот, скажи: как еще оживить торговлю и экономику? Молчишь… То-то и оно. Лить помои на мероприятия партии и правительства у нас умельцев много, а вот дать программу — обоснованную и доказанную — это ни у кого не получается. И знаешь почему?