Понеделин при этих задорных словах отвлекся от своей думы. Приподнял голову нехотя, где-то на уровне живота полковника задержав свой взгляд, исполненный такой беспросветной тоски и горечи, что Хрюкину стало не до портсигара.
Полковник, поштучно продувая папироски и постукивая ими о днище, уложил одна к одной двадцать пять штук и щелкнул крышкой, чтобы какие-то минуты спустя вместе с ними и портсигаром сгинуть в шквале артиллерийского налета, оборвавшего первое затишье первого дня войны…
Жесток огонь, уничтожающий иллюзии тишины, беструдной победы.
— …И портсигар свой помню, — повторил Тимофей Тимофеевич, связывая упование на взятие Берлина через три-четыре недели после начала войны, исповедовавшееся не одним штабным полковником, лишь взятое им напрокат, и Горова, принявшего флагмана на веру. Далеки они друг от друга, полковник и Горов, как июнь сорок первого далек от весны сорок третьего, а отказ от самостоятельного, трезвого взгляда на землю и небо роднит их.
Жесток огонь, сжигающий иллюзии, но он же закаляет душу и дает человеку силы продолжать свой путь.
— Иди, Михаил Николаевич, — сказал Хрюкин. — Летчики ждут.
Дальнейший ход наступления, начатого под Сталинградом, требовал подавления вражеской авиации на полевых площадках прежде, чем она поднимется для поддержки своих наземных войск.
— Лейтенант Гранищев, на КП!
Павел сидел на завалинке барака, не шелохнувшись.
— На КП, лейтенант, на КП! Бомбежки способствуют побегам!..
«Налет на Таганрог», — понял Павел.
Искупить вину, смыть позор. Снять грех с души, как говорили встарь.
Вряд ли налет изменит судьбу товарищей. Где они? В каком положении? Вряд ли.
Но быстрота, внезапность, предприимчивость дают иногда результаты, которых не ждешь!
Спланированный штабом Хрюкина и порученный Егошину налет на таганрогский аэродром подхватил лейтенанта Гранищева.
…Какая-то жилочка тряслась и дрожала в Павле, когда он взлетел, угрожая лопнуть, не выдержать напряжения. «Не разминулись, встретились, товарищ командир», — отвлекся, переключился летчик на Егошина.
«Ты веришь в первое впечатление?» — спросила его Лена однажды, и он, теряясь, как всегда, от ее вопросов, не зная, держит ли она в голове свою первую встречу с Барановым в Конной, или же говорит о впечатлении, оставшемся от их знакомства на посадочной МТФ, ответил, следуя правде, в том и другом случае для него убийственной: «Верю…» Если бы не Егошин, она бы вынесла из МТФ другое, совсем другое впечатление. Все между ними пошло бы иначе.
Ничего не забыв, ничего не простив, он наблюдал за Егошиным пристрастно.