Лёжа в постели, я сквозь полумрак разглядывал свою комнату. Какой бардак на столе, я редко опускаюсь до подобного свинства. И одежда неаккуратно висит на стуле… Наверное, заработался и лёг поздно, бывает такое.
Краем глаза заметил белую кошку, жмущуюся к моему боку. Такая маленькая, а греет, как печка.
Это не могло быть правдой. Накануне я точно не работал. Меня подозревают в убийстве. Я вынужден скрываться, и не могу просто взять и вернуться в поместье тёти.
Тогда почему же всё перепуталось? Или произошло то, чего я не помню?
К чёрту приличия, надо сию же минуту пойти к Элен в спальню и всё разузнать. Конечно, нехорошо будить её, но я не могу со спокойным сердцем валяться в кровати, когда творится такая ерунда.
Чёрт, снова засыпаю и ничего не могу с этим поделать.
Солнечные лучи пытались пробиться через густые заросли винограда. На фоне резных листьев висели большие зелёные кисти, так и манившие к себе. Ягоды были крупные, сочные, но немного недозревшие. Упругая кожица скрывала под собой такую кислую мякоть, от которой пощипывало язык и губы. А мы с Франсуа ели этот виноград да ещё нахваливали его. Два придурка.
Не помню, сколько лет назад это было. Кажется, Франсуа тогда не справил совершеннолетие, а он старше меня. Я снова гулял с ним по винограднику его отца. Снова помогал ему вспомнить автора дурацких стихов и заодно сами стихи.
Мне не нравилось сновидение. Пускай оно безобидное, в нём что-то было не так. Я переживал те мгновения заново, точь-в-точь.
Сознание словно раздвоилось, я одновременно подбирал достойную рифму к слову «чаша» и думал о твари с разными глазами. Может, это он наслал на меня морок? Если да, то зачем? Ведь нет никакого смысла в том, что два подростка упражняются в рифмоплётстве.
— …и крылья чёрные распростёр… Опять не то, ритм пропал, — всё так же сокрушается Франсуа, на ходу сплёвывая косточки. — Крылья чёрные… чёрные… раскрыл. Точно, раскрыл! А кто, не помнишь? То ли ворон, то ли лебедь. Жаль, забыл совсем. Такая вещь…
Но хуже всего был виноград. Кислый-прекислый.
Все чувства вмиг испарились, когда меня вновь затянуло во тьму. Да что происходит? Неужели опять какой-то вампир играет с моим разумом? Хватит! С меня хватит!
— Кристиан! Кристиан!
Элен? Не до конца разобравшись в ощущениях, я слабо пошевелился. Как жарко, и почему-то знобит.
— Он упал, — в отчаянии сказала тётушка.
— Ушибся?
Господи, это папин голос! Я силился открыть глаза, но мне было очень плохо. Это неправильно, я должен его увидеть, надо о многом с ним поговорить!
— Кажется, обморок. Он такой горячий, по-моему, у него жар. Роберт, детка…