Дверь отворилась; потом затворилась за ним; он пришел.
— Ты хотела видеть меня?
— Да, — ответила она, и ее сердце, казалось, прекратило биться.
Сначала она не могла понять, что за таинственная перемена произошла с ним и почему, глядя на него, ей кажется, что перед ней незнакомый человек; потом она поняла, что его голос звучит так, как обычно звучал, когда он говорил с посторонними людьми; и она сказала себе с болезненной дрожью понимания, что стала для него «посторонней».
Последовало гробовое молчание; потом она пробормотала, сама не зная, что говорит:
— Ник… не присядешь?
— Спасибо, — ответил он, но как будто не слыша ее, потому что продолжал неподвижно стоять; полкомнаты разделяло их.
И постепенно ее охватило ощущение, что в его присутствии нет ни смысла, ни надежды. Между ними словно встала гранитная стена. Казалось, эта стена скрыла ее от него, будто своим отрешенным взглядом он смотрит на стену, а не на нее. Внезапно она сказала себе: «Он страдает больше, чем я, потому что жалеет меня и боится сказать, что собирается жениться».
Эта мысль уязвила ее гордость, и она, вскинув голову, с улыбкой встретила его взгляд.
— Ты не думаешь, — сказала она, — что будет разумней… учитывая столь большие изменения в твоей и моей жизни… встречаться, в смысле, как друзья? Я хотела сказать тебе, что ты не должен чувствовать… чувствовать жалость ко мне.
Он густо покраснел.
— О, я знаю… знаю, что… — поспешно проговорил он и добавил с наигранной живостью: — Но спасибо, что сказала.
— Нет ничего, — продолжала она, — что при таких встречах могло бы в малейшей степени смущать или мучить нас, когда мы оба узнали… — Она протянула ему руку. — Я слышала о тебе и Корал, — договорила она.
Он взял ее руку ледяными пальцами и тут же отпустил.
— Спасибо, — сказал он в третий раз.
— Не присядешь?
Он сел.
— Ты не думаешь, — продолжала она, — что новый способ… встречаться как друзья… и без враждебности обсуждать какие-то вещи… в конце концов, намного приятней и разумней?
Он улыбнулся:
— Безмерно мило с твоей стороны, что ты так чувствуешь.
— О да, я так чувствую!
Она замолчала и спросила себя, что хотела сказать дальше и почему вдруг потеряла нить рассуждения. Размышляя, она услышала, как он тихо откашлялся.
— Тогда позволь сказать, — начал он, — я очень рад… безмерно рад, что твое собственное будущее так прекрасно устроилось.
Она вновь подняла глаза на его каменное лицо, на котором не дрогнул ни единый мускул.
— Да, это… это ведь все тебе облегчает, правда?
— И тебе, надеюсь. — Он помолчал, затем продолжил: — А еще хочу сказать, что прекрасно понимаю…