Но Бовель оставался глухъ къ убѣжденіямъ Рамена и снова закрылъ глаза. Это положеніе его съ закрытыми глазами, длившееся цѣлыхъ четверть часа, принудило Рамена предложить ему семь тысячь франковъ.
— Такъ и быть, Раменъ, — согласенъ, хладнокровно сказалъ старикъ: — увѣряю тебя, что ты съ чудеснымъ барышомъ.
И вслѣдъ за тѣмъ приступилъ къ больному сильный кашель.
Выходя изъ комнаты, Раменъ встрѣтился съ старой Маргаритой, которая все время подслушивала у дверей и готова была при этой встрѣчѣ растерзать его, за то, что онъ «вовлекъ въ обманъ ея бѣднаго, добросердечнаго господина», — но ограничилась тѣмъ, что шопотомъ разбранила его. Лавочникъ перенесъ это весьма терпѣливо: почему же при подобномъ случаѣ не сдѣлать снисхожденія раздраженнымъ чувствамъ старой служанки? Раменъ потеръ себѣ ладони и въ самомъ пріятномъ расположеніи духа пожелалъ Маргаритѣ пріятнаго вечера.
На другое же утро контрактъ былъ подписанъ, къ крайнему негодованію Маргариты и къ величайшему удовольствію договаривающихся сторонъ.
Всѣ сосѣди восхищались счастіемъ и дальновидностью Рамена, потому что старику, судя по слухамъ, съ каждымъ даемъ становилось хуже а хуже; и ясно было для всѣхъ, что Рамену не прядется заплатить по контракту даже и за первую четверть перваго года. Маргарита, побуждаемая гнѣвомъ, старалась разглашать исторію всѣмъ вмѣстѣ и каждому порознь. Сосѣди слушали, кивали головами и съ полнымъ убѣжденіемъ твердили, что Раменъ умнѣйшій человѣкъ.
Прошелъ мѣсяцъ. Въ одно прекрасное утро Раменъ, спускаясь съ верхняго яруса, гдѣ дѣлалъ нагоняй бѣдной вдовѣ, не доставившей въ срокъ квартирныхъ денегъ, услышалъ на лѣстницѣ легкіе шаги. Когда онъ переступилъ еще нѣсколько ступенекъ, передъ нимъ явился статный, цвѣтущій здоровьемъ, веселый мужчина, въ образѣ господина Бовеля. Раменъ остолбенѣлъ.
— Ну что, Раменъ, весело сказалъ старикъ: — какъ поживаешь, дружище? Ты вѣрно мучилъ наверху бѣдную вдову? Напрасно, напрасно! Не забудь, что если намъ хочется жить, то не должно отнимать и у другихъ возможности….
— Господинъ Бовель, сказалъ Раменъ глухимъ голосомъ: — позвольте спросить, куда же дѣвался вашъ ревматизмъ?
— Представь себѣ, мой другъ, прошелъ, — совершенно прошелъ.
— А подагра, которая поднималась съ каждымъ днемъ все выше и выше? спросилъ Раменъ голосомъ, въ которомъ отражалось мучительное безпокойство.
— Стала опускаться всѣ ниже и ниже и потомъ совсѣмъ исчезла, спокойно отвѣчалъ Бовель.
— А одышка….
— Одышка немного безпокоитъ меня; но это ничего. Говорятъ, что люди съ этимъ недугомъ обыкновенно бываютъ долговѣчны: примѣровъ тому бездна.