Въ одной изъ самыхъ грязныхъ и самыхъ мрачныхъ улицъ, ведущихъ къ дорогѣ Сенъ-Дени, въ Парижѣ, стоитъ высокій и старинный домъ, въ нижнемъ этажѣ котораго находится довольно большая мелочная лавка. Во всемъ кварталѣ лавка эта считалась лучшею и содержалась уже нѣсколько лѣтъ человѣкомъ, котораго мы назовемъ Раменомъ.
Лѣтъ десять тому назадъ Раменъ былъ веселый краснолицый сорокалѣтній мужчина; шутками онъ возбуждалъ посѣтителей покупать свои товары, какъ нельзя лучше умѣлъ польстить хорошенькимъ гризеткамъ и, чтобъ упрочить ихъ посѣщенія, время отъ времени дѣлалъ имъ по праздничнымъ днямъ небольшіе подарки. Нѣкоторые видѣли въ немъ беззаботнаго, простосердечнаго малаго и удивлялись, какимъ образомъ, при его безпечности, такъ быстро накоплялись у него деньги; а знавшіе его короче понимали, что онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ, которые «никогда не теряютъ случая». Многіе увѣряли, что, по опредѣленію самого Рамена, онъ былъ ни болѣе, ни менѣе, какъ «bon enfant», и что все благополучіе его «зависѣло отъ счастья». Раменъ только пожималъ плечами и смѣялся, когда сосѣди намекали на его неподражаемое умѣнье отъискивать «превосходные случаи» и величайшее искусство пользоваться ими.
Въ одно прекрасное утро, въ началѣ весны, Раменъ завтракалъ въ своей угрюмой комнаткѣ, уничтожая какую-то темную жидкость, носившую громкое названіе луковаго супа. Заглядывая въ газету, которая лежала передъ нимъ, онъ въ тоже время бдительно наблюдалъ, чрезъ открытую дверь, за давкой. Къ концу завтрака, старая его служанка Катарина совершенно неожиданно сдѣлала слѣдующее замѣчаніе:
— Я полагаю, вамъ извѣстно, что господинъ Бовель переѣхалъ въ пустую квартиру въ четвертомъ этажѣ?
— Что! воскликнулъ Раменъ самымъ громкимъ голосомъ.
Катарина повторила свое замѣчаніе. Раменъ выслушалъ ее съ глубочайшимъ вниманіемъ.
— Такъ что же! пусть переѣхалъ! сказалъ онъ наконецъ съ величайшей безпечностью. — А что поговариваютъ про этого старикашку? спросилъ онъ и снова предался тройному своему занятію: чтенію, завтраку и наблюденію за лавкой.
— Говорятъ, что онъ почти умираетъ, продолжала Катарина: — и его ключница Маргарита божилась, что ему живымъ никакъ не добраться бы до своей новой квартиры, если бы не помощь двухъ носильщиковъ, которые подняли его наверхъ. Когда уложили его въ постель, Маргарита спустилась къ привратницѣ и проплакала тамъ цѣлый часъ. Она говорила, что у бѣднаго ея господина и подагра, и ревматизмъ, и страшная одышка; что хотя его и подняли наверхъ, но ему ужь никогда не спуститься внизъ живому; что если бы ей удалось только убѣдить его приготовиться къ смерти и сдѣлать духовную, то она не стала бы и безпокоиться, — но, къ несчастію, какъ только она заговоривала съ нимъ о пасторѣ или адвокатѣ, онъ принимался бранить ее какъ нельзя свирѣпѣе и увѣрять, что переживетъ еще ее и всѣхъ кого угодно.