— Вечеромъ я непремѣнно поднимусь наверхъ, двусмысленно замѣтилъ Раменъ.
Онъ сдержалъ свое обѣщаніе и засталъ Бовеля въ постели, подъ вліяніемъ мучительныхъ страданій и самой мрачной хандры.
— Ну ужь прислалъ же ты мнѣ доктора! онъ отравляетъ меня, да и только! сказалъ Бовель съ выраженіемъ сильнаго гнѣва. — Не нужно мнѣ его: я здоровъ; я не хочу слѣдовать его предписаніямъ: онъ запретилъ мнѣ ѣсть — я буду ѣсть.
— Онъ очень умный человѣкъ, сказалъ посѣтитель. — Онъ говорилъ мнѣ, что въ теченіе всей своей практики ни разу еще не встрѣчался съ тѣмъ, что называется силой сопротивленія, которую открылъ въ вашей натурѣ. Онъ спрашивалъ меня, долговѣчны ли были ваши предки?
— Вотъ поэтому-то вѣрнѣе бы можно было судить и о моей долговѣчности, отвѣчалъ Бовель. — Я могу сказать только, что дѣдъ мой умеръ девяноста, а отецъ — осьмидесяти-шести лѣтъ.
— Докторъ признавался, что вы имѣете удивительно крѣпкую натуру.
— А кто же говорилъ, что я не имѣю ея? слабымъ голосомъ воскликнулъ больной.
— Рѣшительно никто! въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣній. Но вы гораздо лучше сберегли бы здоровье свое, еслибъ васъ не безпокоили эти несносные жильцы. Подумали ли вы о пожизненной арендѣ? сказалъ Раменъ съ безпечнымъ видомъ.
— Мнѣ что-то совѣстно, возразилъ Бовель, закашлявшись. — Мнѣ не хочется вовлечь тебя въ такое опасное дѣло. Долговѣчность моя будетъ для тебя гибелью.
— Чтобъ отвратить это неудобство, быстро отвѣчалъ Раменъ: — мы можемъ назначить не слишкомъ большую уплату.
— Но согласись, я долженъ получать хорошія деньги, смиренно возразилъ Бовель.
Раменъ, услышавъ это, разразился громкимъ смѣхомъ, назвалъ Бовеля лукавой, старой лисицей, далъ ему тычекъ подъ ребра, отчего заставилъ старика закашляться на цѣлыхъ пять минутъ, и потомъ предложилъ поговорить объ этомъ предметѣ въ другой разъ. Лавочникъ оставилъ Бовеля въ то самое время, когда послѣдній собрался было увѣрять его, что онъ чувствуетъ въ себѣ силы и здоровье сорокалѣтняго мужчины.
Раменъ не торопился заключить предлагаемое условіе. «Чѣмъ позже начну платить — говорилъ онъ, спускаясь съ лѣстницы — тѣмъ лучше.»
Много дней прошло, а переговоры не подвинулись впередъ. Однажды наблюдательный лавочникъ замѣтилъ, что дѣла наверху шли въ крайнемъ безпорядкѣ. Старая Маргарита нѣсколько разъ отказывалась впустить его въ комнату подъ предлогомъ, что господинъ ея заснулъ; въ обращеніи ея обнаруживались какая то таинственность, а это обстоятельство пробуждало въ душѣ Рамена зловѣщія предчувствія. Наконецъ внезапная мысль поразила его: видно старая ключница, желая сдѣлаться наслѣдницей своего господина, подслушала предложеніе Рамена и теперь хлопочетъ, чтобъ ни подъ какимъ видомъ оно не удалось. Въ тотъ самый день, когда мысль эта мелькнула въ головѣ Рамена, онъ встрѣтилъ на лѣстницѣ адвоката, съ которымъ нѣкогда имѣлъ дѣла. Эта встрѣча произвела ознобъ въ коммерческомъ сердцѣ лавочника, и предчувствіе, — одно изъ тѣхъ предчувствій, которыя рѣдко обманываютъ насъ, сказало ему, что уже слишкомъ поздно. Несмотря на то, Раменъ имѣлъ столько твердости духа, что отложилъ свое свиданіе до вечера, — а вечеромъ рѣшился во что бы то ни стало увидѣться съ Бовелемъ. Дверь въ квартиру больного была полу-открыта; на площадкѣ лѣстницы стояла ключница и шопотомъ разговаривала съ мужчиной среднихъ лѣтъ, въ темной мантіи.