— Отчего я не сказалъ вамъ это, вы, маковый стебель, вы — капустный кочанъ, вы — бобовый отпрыскъ? Этого еще не доставало! Въ первый разъ въ жизни приходится мнѣ слышать такой дурацкій вопросъ. Повторяю вамъ, я 14 лѣтъ имѣлъ дѣло съ разными редакціями, но впервые слышу, что для редактированія газеты необходимо что-нибудь знать! Ахъ, вы, навозная рѣпа! Да кто же пишетъ театральныя рецензіи во второстепенныхъ газетахъ? Свора нахально пролѣзшихъ впередъ сапожниковъ и аптекарскихъ учениковъ, которые смыслятъ въ драматическомъ искусствѣ какъ разъ столько же и нисколько не больше, чѣмъ я въ сельскомъ хозяйствѣ. А кто критикуетъ книги? Люди, которые сами никогда не написали ни одной книженки! Кто мастеритъ глубокомысленныя передовыя статьи по финансовымъ вопросамъ? индивидуумы, имѣющіе божественное счастье ровно ничего не понимать въ этомъ. Кто разбираетъ военныя экскурсіи противъ индѣйцевъ? Господа, которые не умѣютъ отличить военный кличъ отъ вигвама и которымъ никогда не приходилось не только рѣшать споры посредствомъ томагавка, но даже извлекать изъ различныхъ членовъ своей фамиліи стрѣлы, чтобы посредствомъ ихъ вечеромъ засвѣтить становой огонь. Кто пишетъ воззванія о воздержаніи и галдитъ противъ пьянства? Люди, которые развѣ только въ гробу испустятъ первый свой вздохъ, не пропитанный водкой? А кто редактируетъ сельско-хозяйственныя газеты, — вы, могильный червь? А вотъ кто: люди, потерпѣвшіе крушеніе или въ выпучиваніи стиховъ, или въ ремеслѣ бульварныхъ романовъ, или въ кройкѣ сенсаціонныхъ драмъ и вслѣдствіе этого набросившіеся на сельское хозяйство, какъ на временное средство избѣжать дома для призрѣнія нищихъ. И вы еще хотите учить меня журнальному дѣлу! Милостивый государь, я продѣлалъ его отъ альфы до омеги, и теперь говорю вамъ: чѣмъ меньше человѣкъ знаетъ, тѣмъ больше можетъ обратить на себя вниманіе и тѣмъ большаго уваженія къ себѣ можетъ требовать! Будьте увѣрены, что, если бы я былъ только неучемъ, вмѣсто того, чтобы быть образованнымъ, и нахаломъ, вмѣсто того, чтобы быть скромнымъ, то я давно уже легко пріобрѣлъ бы себѣ имя въ этомъ холодномъ свѣтѣ, развратившемъ самого себя. Я ухожу, сударь! Послѣ того обращенія, какое вы позволили себѣ, я вполнѣ готовъ уйти отсюда. Но все-таки я исполнилъ принятыя на себя обязательства и всѣ условія нашего контракта соблюдены, насколько, конечно, мнѣ дана была къ тому возможность. Я обѣщалъ вамъ сдѣлать вашу газету интересной для всѣхъ классовъ населенія, — и я сдѣлалъ это. Я сказалъ, что съумѣю довести розничную продажу до 20 тысячъ экземпляровъ. И я съумѣлъ бы обладить это, если бы въ моемъ распоряженіи находились еще только двѣ послѣдующія недѣли. И я пріобрѣлъ бы вамъ лучшихъ читателей изъ всѣхъ, когда-либо читавшихъ вообще сельско-хозяйственныя газеты, — между ними не было бы ни одного сельскаго рабочаго и даже ни одного индивида, умѣющаго отличить дерево, на которомъ ростетъ дыня, отъ ползучаго кустарника, на которомъ ростутъ персики. И отъ теперешняго разрыва нашего теряю отнюдь не я, а именно вы, вы — капустное растеніе! Addio! — И я удалился.