У домика, где они жили, имелся огороженный забором садик «величиной с носовой платок», по выражению миссис Кирк. Но на этом маленьком пространстве росло множество фиалок, герани, лилий. Миссис Кирк очень заботилась о своих цветах. Обязанностью Майкла было поливать их утром и вечером, но подрезала, окапывала, подвязывала их всегда она сама.
Во дворе за домом у Майкла имелась своя собственная «студия», отдельное строение вроде беседки, примыкавшее к забору. Деревянный пол в этом помещении скрипел немилосердно, и все оно сотрясалось от малейшего движения вблизи. Майкл очень любил этот уголок и проводил там все свободное время. Он сам сделал полочки, развесил по стенам свои рисунки углем. В «студии» имелся стол, диванчик, стулья и еще кое-какая старая мебель, а ковром служила ветхая зеленая скатерть. Окно заменяло отверстие в потолке — это была фантазия Майкла. По углам стояли мольберты с полотнами, повернутыми к стене. Лежали набитые эскизами папки.
2
— Майкл, что тебе известно об этой девочке, что живет у Бэрджессов? Ее настоящая фамилия — Марш, не так ли?
— Право, не знаю, мама… мы учились когда-то в одном классе… я говорил с нею раз-другой, не больше… Но отчего… Что именно тебе хочется знать о ней?
— Я только что думала о ней… Живая девочка… И, кажется, совсем из другого теста, чем ее родственники… Мне, ты знаешь, никогда не нравилась эта миссис Бэрджесс.
Прошло минуты две в молчании. Разговор этот происходил в кухне. Миссис Кирк вылавливала что-то длинной вилкой со дна кастрюли, а Майкл скреб ножом внутренность закоптелого горшка. Оба — и мать, и сын — думали, какую подать реплику. Миссис Кирк, наконец, первая спросила как бы между прочим:
— Вы с нею встречаетесь иногда?
— Нет.
— А мне показалось, что я видела ее на днях у нашего дома: она как будто высматривала кого-то.
— Я не виделся и не говорил с ней вот уж… несколько месяцев…
Майкл усердно скреб и скреб кастрюлю. Это в первый раз он сознательно солгал матери. Да, в первый раз за много лет.
3
Прошло добрых полтора года с тех пор, как Зельда и Майкл встретились в Лоуэльской школе. Девушке только что минуло тогда шестнадцать, а большинство ее одноклассников были годом-двумя моложе. Они переживали еще тот период юношеской целомудренной стыдливости, когда естественные порывы пробуждающейся плоти неясны им самим и тщательно скрываются от себя и других. Зельда была гораздо испорченнее других и вполне отдавала себе отчет в том, какое она производит впечатление на мальчиков постарше. Жизнь била в ней через край, кровь бурлила в жилах, но низменных инстинктов в ней не замечалось; она просто была нормальным молодым животным, в котором уже победно звучал голос пола. Все ее мысли были заняты мужчинами. Каждому из школьных товарищей — если она вообще находила его достойным внимания — отводилось в этих мыслях особое место. Она не упускала случая «делать глазки» и учителю алгебры, мистеру Кроссу, и даже самому директору, мистеру Хортону. На большинство мальчиков она смотрела презрительно с высоты своего опыта, приобретенного в дешевых пансионах, бродячем цирке и второсортной гостинице Бэкерсфильда, где царили свободные нравы. Что они знали, эти глупые маменькины сынки?!