— Говорю тебе: не смей — никогда — бить — эту — собаку! — повторила она раздельно.
Он взглянул на нее, пораженный ее тоном, бледностью ее лица, на которое падал свет из коридора.
— Ах, отстань ты!.. — начал он было неуверенно и отстранил ее, желая пройти зажечь газ. Но Зельда яростно схватила его за рукав.
— Ты слышал, что я сказала?!
Она сама испугалась своей ярости. В таком состоянии человек способен убить.
— Слышал, конечно. Чего ты взъелась, Зель? Ну, толкнул пса, эка важность! Я ведь не мог видеть его в темноте…
— Если ты еще когда-нибудь хотя бы пальцем дотронешься до него, — я уйду, и ты меня больше не увидишь. — Она говорила тихо и ровно, но в тоне звучала неумолимость, и Джордж растерянно посмотрел на жену.
«Бастер, — думала подчас Зельда, — единственный, кто немного скрашивает мое существование.» Джордж по временам бывал все тем же прежним славным товарищем: остроумным, дурашливым, смешившим ее до слез. Этого Джорджа она любила, когда выходила замуж. Он был искренне нежен, покорен, говорил о том благотворном влиянии, какое она имеет на его жизнь. Но другие люди становились между ними, нарушали покой Зельды, отнимали у нее этого Джорджа, превращая его в человека, к которому она могла питать лишь презрение и отвращение. Достаточно было присутствия какого-нибудь зрителя, пусть это была всего лишь барышня, выдававшая справки в отеле, или какой-нибудь мальчишка за кулисами, чтобы Джордж моментально преображался и начинал унижать жену, обращаясь с нею, как с какой-нибудь рабыней, приставленной для чистки его сапог. В обществе Гейденов, Вана и других кочующих с ними актеров он чувствовал себя прекрасно — и тогда Зельда для него не существовала. Какой-нибудь предлог, чтобы посмеяться; буффонада, чтобы обратить на себя всеобщее внимание; еда, выпивка, карты — больше ему ничего не было нужно. Каждый вечер Зельда оставляла его в веселой компании и уходила наверх к Бастеру и Королеве, в унылый номер гостиницы. Джордж даже не замечал ее ухода. Через два-три часа он будил ее своим шумным вторжением, раздевался, закуривал папиросу и валился на кровать рядом с нею.
— Зель! Спишь, девочка? — он нащупывал в темноте ее плечо или руку и иногда целовал сквозь сорочку. Но она притворялась крепко спящей и не откликалась. От Джорджа пахло вином и табаком. Несколько минут он ворочался, бормотал что-то, потом раздавалось ровное похрапывание.
2
Предметом постоянных тревог Зельды была расточительность мужа. Деньги уходили у него, как вода сквозь пальцы. Когда они бывали у него, он сорил ими с видом важного барина, когда их не было, он становился подавлен, угрюм, раздражителен. Из каждого города они уезжали без гроша в кармане. Если Зельда, бывало, не устережет Джорджа, он садился за игру — в карты, кости, во что угодно. Он давал обещания и постоянно обманывал Зельду. Иногда выигрывал, чаще же спускал все до последнего цента. Он не замечал, куда уходят деньги. По вечерам, раздеваясь, он вытряхивал все карманы, удивляясь, что в них ничего нет.