Украли солнце (Успенская) - страница 94

— Это сложная история…

— А то, что я убил тебя, это не сложная история? Я бы никогда не убил тебя… я рос бы с тобой… и вырос бы другим.

Чуть учащённое дыхание, запах свежести, голос из разных встреч:

— Почему ты всегда убегаешь от меня? Я обидел тебя?

— Я так хочу, чтобы вы с Адрюшей дружили! Почему ты никогда не придёшь к нам? Почему отказался сидеть с Адрюшей за одной партой?

— Ты очень способный и умный. Почему бросил школу? Хочешь, я с тобой позанимаюсь, и ты всех быстро догонишь!

— Поговори со мной, расскажи, что ты читаешь, о чём думаешь? — И эта чёртова улыбка…

У него был родной отец. Отец любил его! И любит сейчас. Вот же, он здесь, повторяет то, что говорил давно, в прошлой жизни, и что, оказывается, сидит внутри всегда, как хроническая болезнь. Детство — сейчас, и всё ещё можно поправить! Не убегать от отца, млеть под его горячей, чуть дрожащей рукой, ощущать энергию незнакомых чувств. Непривычно кривится лицо в улыбке — не тогда, сейчас отец положил руку на голову.

Как получилось, что он превратился в Будимирова? Откуда в нём взялась душащая его злоба, если она не могла быть генетической? В нём текла добрая кровь. Разве злоба и ненависть заразны, как корь?

Он — сын Будимирова.

Он — сын графа!

Они теснятся в нём оба.

Один заставляет его швырять в стены и в окна ботинки, стаканы, стулья. Другой выдавливает из него «папа» — слово незнакомое и слезами застилает день.

Один велит диктовать приказы: заковать в камень город, затянуть небо с солнцем пологом. Другой прижимает к груди руки с клочком клетчатой бумаги, молит:

— Прошу, скажи: «Адриан, я здесь!»


Случившаяся жизнь и не случившаяся.


Убить, задавить, уничтожить.

Не сметь позвать робкими губами «папа!», «Магдалина!». Не сметь дотронуться до волос единственной за жизнь женщины.


Сколько суток длится это раздвоение — «я» против «я».

За «я» Будимирова — город без солнца и деревьев.

За «я» графа лишь голос из небытия, лишь раскосый взгляд Магдалины. Не предполагал даже, что существует нечто такое, не материальное, что нельзя потрогать и уничтожить.

Зашторил окна, отключил телефон: боится оборвать своё вознесение в прошлое.

Они сидели друг против друга много часов, дней. Они говорили друг с другом. Он слушал её, и проявлялся день за днём, прожитый в селе без него. О чём он мог рассказать ей? О том, как его уничтожал Будимиров и как он стал мстить миру за пережитое. Считал: перед ней должен вынуть себя из себя — на её суд. Ни одному человеку в мире не говорил о себе. И тем более не жаловался. А тут жаловался, как жалуются Богу: не может понять, что с ним? Его словно взболтали, в нём сумятица, суета. И только она способна спасти его. Он ждал чуда.