Скорбное, лично пережитое три месяца спустя поведал я своим новым товарищам по общежитию. В палате возникла затяжная драматическая пауза, которую по ходу действа не рискнул, не посмел бы скомкать даже сильно продвинутый режиссер из плеяды новых авангардистов. Кажется, в шестьсот тридцать пятую палату ненароком залетел ангел молчания. В то же время каждый думал о своем.
Неугомонный гегемон достал из выдвижного ящика румяное яблоко. Изящным кинжальчиком аккуратно разрезал на доли, ромашкой разложил на пластиковой тарелке. Пустил по кругу со словами:
— Не погребуйте. Фрукт экологически чистый. Дочка вчера с дачи привезла.
Угощение быстро разобрали, но отложили в сторону, до более подходящего момента.
— Я вам со своей стороны доложу, — подал голос молчун-коммерсант, — жизнь человеческая теперь ценится не дороже собачьей. А то и дешевле. Может, слышали в Москве экстренным порядком возводят псиные санатории, в то же время у мэрии нет даже наметок насчет строительства элементарных бараков презрения для загибающегося старичья, для сошедших с круга бомжей. Ведь все они наши ж люди-человеки. Ведь именно благодаря им великий Союз некогда так славно возвысился, теперь же, нашими стараниями, так низко пал.
Приподнял голову над подушкой наш палатный дедушка-философ, по непривычной фамилии Беленький.
— Ах, нехорошо все это. Ей-богу, нехорошо.
Дедуля жил скрытой внутренней жизнью. При этом имел одну-единственную, неодолимую страстишку: запоем читал и перечитывал роман Николая Носова «Приключения Незнайки».
Надо полагать, таким образом анахорет двадцать первого уже века ограждал себя от мирских страстей и соблазнов, которые, по его признанию, превращают изначально хороших людей в неисправимых поганцев. Процесс, по его словам, необратим: прямиком ведет в геенну. Ни Библия, ни Уголовный кодекс никому еще ее помогли. Частично смягчает грешника монашество, исчисляемое беспрерывным стажем как минимум в 10 тысяч 234 суток. Дедуля не оставил (по завещанию) своим кровным никакой недвижимости, ни гроша накоплений. Он уже присмотрел «местечко» в Пафнутьевской обители, под Боровском. Потому в палату к нему никто не наведывался. Изредка Беленький уходил пешочком по личным надобностям в Нескучный сад. Кружил по аллеям часа три-четыре. Приносил в клинику лишь флаконец святой водицы, принимал то питие вместе с лекарствами. Очень боялся инфекции. Вот и теперь двумя пальцами осторожно взял осьмушку пахучего плода с тарелки. Молвил как бы для самого себя: