— Сообщаю: третья партия уйдет в понедельник! Эл-52, Бэ-17, Е-11, Эн-Эр-24, все отгружаем. Но по-прежнему нет кашек, если кашек не будет, все остановится, эски не подходят. — Голос замолк, и какое-то время ничего внятного не было слышно, затем снова послышалось: — Сколько можно людям голову морочить? Все, конец.
Так, подумал Савельев. Старые знакомые со своими кашками. Вернее, без кашек. Он уже понимал, что это не те, с самолета. Он вдруг разозлился: срут в эфире всякие, а ты сиди, разбирай. И всю жизнь так — столько лишних людей, на них отвлекаешься, время тратишь, чтобы их как-то раздвинуть и найти среди них нужных — а что толку? Если бы в мире существовали только нужные ему люди, вот это было бы правильно. Правда, хорошо бы, чтобы этим людям тоже был нужен только он, иначе так по цепочке и выйдут те же самые семь миллиардов. Савельев задумался: ну понятно, Марина. Ну, сестра с сыном. Он бы оставил еще Тихонова, пожалуй, в благодарность за поддержку, да и вообще Тихонов был не вредный. Коллег не надо… Нет, надо, врачи нужны разные. Электрики, производители всякие, фермеры, чтобы обслуживать всю толпу… Опять толпа получается. Хорошо, пусть бы они все были, но отдельно. Почему человек не может существовать в собственной изолированной ячейке, окруженный только своими — Савельеву, например, нескольких человек хватило бы, — никак не контактируя с другими такими ячейками? Так, иногда настраиваясь на них в эфире, когда надо. Но тут он остановил себя: почему не может? Так живет Ратманов со своими кредитниками, так живут эти арии со своим шаманом. Есть же и единичные отшельники — семьями, группами уходят от цивилизации и живут сами по себе, налаживают быт, рожают и растят детей, и таких все больше. Вот так, сначала людей тянуло в кучу, в города, эта их тяга запустила процесс, и теперь мир уже сам стремится загнать всех в человейник, но чем больше он стремится, тем больше людей стало вдруг отрываться от него, выбиваться из колеи… И мир не больно-то препятствует, подумал он. Все идет к разделению человечества на две расы — одну огромную, глобальную, без внутренних границ и другую, малочисленную и разобщенную, но не низшую, а наоборот, расу отдельных людей. По крайней мере, Россия к этому идет: оставляя за бортом большие города и государственное управление, сворачивает с исторического тракта на малоприметные тропки, сходит на промежуточной станции, пока весь состав тяжело громыхает к мифическому пункту Б… Савельев так погрузился в свою наивную философию, что подскочил от неожиданности, когда частота ожила: