— Ну ничего, — Семушкин ухмылялся так, словно все уже придумал. — Вы нам тут отработаете.
— У станка? — кисло сострил Тихонов.
— Почему же, по специальности. У директора юбилей, мы хотим книгу ему поднести. Сами понимаете, официально издать не можем — не пропустят. У нас степень секретности знаете какая?
— Первая? — догадался Тихонов.
— Де-ся-та-я, — гордо отчеканил Семушкин. — Первая небось у вашего этого ИРОСа, который вы тут ищете.
— А вы слыхали про них что-нибудь? Говорят, они собирались ваш завод возрождать…
— Наш завод возрождать не надо, он никогда не вымирал. В Москве пусть возрождают, автозавод имени Ленинского комсомола… Там что сейчас, не знаете?
— Не знаю, — признался Тихонов, — я не москвич…
— Москвичей больше не делают, — загадочно сказал Семушкин. — А я бы возродил, чего ж? Мы производственники, мы это дело знаем. Автомобиль «москвич» — раз, автомобиль «гастарбайтер» — два. Можно «чучмек», «таджик». И гонки. Представляете, сколько народу можно собрать?
Тихонов не понял, шутит он или всерьез вынашивает идею автомобиля «гастарбайтер», он же «чучмек». Хорошая была бы машина, шахид-такси, как называлось это в Москве, вся разваливающаяся, но безотказная, подклеенная, подвязанная, с радио, всегда передающим только восточную музыку — можно с русскими словами, можно с рычанием и взвизгами чужого языка, в котором все ползучие плети и внезапные прыжки арабской письменности выражались такими же продолжительными «айяааа» и неожиданными «ыр».
— А нас не надо возрождать, — продолжал Семушкин. — Мы сами кого хочешь… И даже я вам больше скажу, — прибавил он вовсе уж доверительно, — это очень хорошо, что они сюда не летали. Нечего им тут делать у нас.
— Они же не к вам, — сказал Тихонов. — Может, они тоже путевку купили…
— Ну мы бы знали, наверное. Нет. Они, наверное, не возрождать нас, а просто тут в какую-то баньку с девками, вот что я думаю. Нам, товарищ дорогой, чем меньше Москва про нас думает, тем лучше. А к вам действительно имеется дело. Если вы правда журналист, то напишите про нашего директора. Все покажем, все расскажем.
«А потом убьем, — мелькнуло у Тихонова. — Секретно же все. Приехал, написал, потом тут в двенадцатом цеху скинули в ковш, и никто ничего не видел».
— Ну что это за глупости, — тут же прочел его мысли Семушкин. — Никакого тут нет для вас риска, мы же вас все равно в секретные цеха не поведем. А в остальном у нас город открыт с девяносто седьмого, даже два раза паломники приезжали на святой источник. У нас тут монастырь был до двадцать третьего, вам в музее все расскажут, но теперь, говорят, вода уже не та. Хотя наши пьют, и нравится.