Того же 16-го числа завтрака не оказалось: повар, поваренок и буфетчик покинули свои посты, чтобы присоединиться к золотоискателям.
Пришлось достать из камбуза консервы, которыми мы и позавтракали в боязливом молчании. От времени до времени, когда взрывы возбужденных голосов доносились с берега, мы бросали еду и хватались за револьверы.
Повидимому, команда собиралась покинуть нас на берегу и, захватив груз, отправиться в страны, где таможню и властей легче подкупить, чем в Европе: Чили, Эквадор или южно-американские республики! Их бешеная работа объяснялась надеждой на скорое получение заранее распределенной добычи. Боцман (который оставался нам верен до конца) рассказал нам, что они действительно объединились в синдикат и выбрали инспекторов, которым поручено было учитывать число вагонеток, выработанных каждым взводом.
Но бдительность капитана и всего штаба помешала выполнению этого преступного плана. Не было даже открытого возмущения. Люди чувствовали свое бессилие: их было сорок человек, а нас семнадцать, но у нас в руках было все огнестрельное оружие, а маленькая картечная батарея на юте превращала заднюю часть судна в настоящую крепость.
17-го вечером, под весом двух тысяч тонн самородков, ватерлиния судна касалась поверхности моря. Трюмы казались полупустыми ввиду большого удельного веса золота, и капитану Барко пришлось призвать на помощь все свое благоразумие, чтобы назначить отплытие на следующее утро, не заполняя свободного пространства лишним грузом золота.
Не могло быть и речи о том, чтобы уйти в Европу, оставив остров и материалы на произвол судьбы, хотя бы даже под охраной французского флага и официальной декларации о занятии — документа, вложенного по обычаю в запаянную и запечатанную коробку.
Часть персонала должна была остаться на острове, хотя бы до прибытия контр-миноносца, чтобы продолжать эксплоатацию и сделать из добытых самородков штабеля, готовые к погрузке на транспорт, который должен был сопровождать военное судно.
Этим занялись капитан корвета, четверо инженеров, все ученые, Грипперт (который не закончил еще изучения «своего болида») и кроме того Лефебур и второй лейтенант с пятнадцатью матросами из экипажа «Эребуса II».
Но как выбрать последних? При том отсутствии дисциплины, которое замечалось среди матросов, не могло быть и речи об официальном назначении. Боцман, который был приглашен на совет, предложил вызвать охотников и через четверть часа принес нам список в четырнадцать человек: десять матросов, плотник, буфетчик и два вестовых. Каким способом убедил он их? Обольстил ли он их надеждой завладеть моторной шлюпкой и удрать с более скромным, но и более удобным для продажи грузом золота? Возможно… Во всяком случае, теперь представлялось возможным составить список отъезжающих, а именно: восемь матросов, восемнадцать механиков, шоферов и кочегаров, камбузник и кок