— Но почему вы не начали действовать раньше, раз это так просто?
— Вот именно! Да потому, что, если не поддержать усилия, за этим искусственным повышением франка последует реакция, при которой он падет еще ниже, как каждый раз, когда пытались проделать такую же штуку, не решаясь пользоваться резервами банка… Но теперь можно действовать слепо, и должно удасться. Ты кончил есть? Да? Тогда бери пальто, шляпу и едем.
Через десять минут «Испано»[27] финансиста покатил нас по бульвару Осман к банку Ривье и К°.
Этот храм божества спекуляции (более современного, более могущественного, чем бог золота, помещающийся в том же храме) соперничает с Лионским кредитом и «Сосиетэ женераль» и блещет еще большим великолепием. Его лестница и центральная зала облицованы мрамором, желтым с черными прожилками, которые особенно выделяют его блеск и придают помещению вид особенного благородства. Стеклянный купол вместе с невидимыми электрическими лампами проливает какой-то особенный, неземной свет. Никаких перегородок между служителями божества и публикой: они встречаются лицом к лицу. Один только жрец банкнотов со своим сундуком, из которого выходят пачки кредиток, заперт в клетку из прозрачных стекол, где он и совершает жертвоприношения.
Чувствуется, что это святая святых Парижа, что люди, попадая сюда, испытывают больше благоговения, чем в часовнях: верующие и неверующие соединяются в одной общей религии — религии богатства.
Наоборот, котировочный зал, недоступный для публики, но куда Ривье провел меня после небольшой остановки в его конторе, поражал своей строгой простотой, напоминая собой электростанцию, распределительницу токов.
Действительно, как мне предстояло узнать, здесь определялись курсы дня. Устен две дюжины телефонных аппаратов, снабженных особыми звонками, гудками и т. д., все разных звучностей и тонов, достаточных для того, чтобы тронуть инструмент в мозгу «биржевого маклера», их капельмейстера, и рефлекторно открыть в его мозгу полиглота[28] клетку соответствующего корреспондента.
— Позвольте представить господина Гардюэна, нашего главного маклера, — сказал Ривье, указывая мне на маленького, толстенького человека, с седой головой и усами, который с необычайной быстротой двигался перед своим аппаратом. — Он говорит на восемнадцати языках.
Как и его патрон, господин Гардюэн обладает способностью разделять свое внимание между несколькими предметами. Он раскланялся и выслушал приказания банкира, ни на минуту не прерывая своего занятия. Раздался резкий звонок.
— Лондон, — прошептал Ривье.