Я перевел взгляд с людей на улице на аккуратно уложенные на моей тетради разобранные ручки. Они тихонько задребезжали, когда автобус тронулся на светофоре.
— «Нажраться» — это слишком грубо. «Утопить печаль в вине» звучит гораздо романтичнее. Ну или просто «напиться» на худой конец.
— Если я не нажрусь сейчас, мне может больше не представиться возможности.
Пол взглянул на мою тетрадь и отдал ручку из своего рюкзака. Я ее тоже разобрал и присоединил ее внутренности к общей коллекции.
— А когда еще? Родителей нет, за общагой практически никто не следит…
— Ну, не знаю. Может, в колледже удастся? Говорят, некоторые особо счастливые выпускники старшей школы, вроде нас с тобой, потом туда поступают.
Я принялся случайным образом собирать ручки обратно, чтобы получилось три ручки-Франкенштейна.
— А вдруг я умру раньше? Умру, ни разу не нажравшись? И предстану перед небесными вратами трезвым девственником?
Меня это зацепило. Я взял одну из ручек и написал на тыльной стороне руки «святой».
— Думаю, многие тебе сказали бы, что только такие и войдут в небесные врата. Чего вдруг тебе захотелось напиться?
Пол пожал плечами и посмотрел в окно:
— Не знаю.
Наверное, ответственный взрослый объяснил бы ему, что глупо напиваться для самоутверждения. Но я скучал, а еще я в целом — безответственный тип, то ли от природы, то ли намеренно, поэтому я сказал:
— Я тебе его достану.
— Кого?
— Пиво. Пол, сосредоточься. Ты же этого хочешь? Алкоголя?
Глаза Пола за стеклами очков округлились еще больше.
— Серьезно? Но как…
— Т-с-с-с… Не забивай голову моими поразительными возможностями. Я — на то и я. Ты раньше пиво пил?
Я написал на указательном пальце «пиво», потому что на руке место уже закончилось.
Пол рассмеялся:
— Очень смешно. Мои родители говорят, что пиво оскверняет душу.
Я улыбнулся в ответ. Отлично. Будет невообразимо весело. Неделя налаживается.
— Чему радуешься, Джеймс? — спросил Салливан, развернувшись на своем месте за несколько сидений впереди и с подозрением меня разглядывая. — У тебя довольно зловещая улыбка.
Я несколько умерил пыл, но продолжал улыбаться. Интересно, долго он слушал? Впрочем, для моих коварных планов это несущественно.
Салливан продолжал наблюдать за мной, подняв бровь. Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть шум автобуса.
— Так лучше, но все равно зловеще. Не могу отделаться от ощущения, что ты замышляешь нечто на грани дозволенного, вроде переворота в небольшой латиноамериканской стране.
Я снова расплылся в улыбке. Салливан единственный из всех преподавателей говорит на моем языке.