Так, бродяга, которыми полны дороги.
Это если не присматриваться.
— Я бы советовал прислушаться к просьбе, — мягко произнес Урфин, оказавшись перед столом. Пришлый смотрел сверху вниз, с явной издевкой. И почему люди так быстро наглеют? — А еще слезть со стола. За ним едят, между прочим, а ты сапогами. Нехорошо.
Рыбаки не станут вмешиваться. Слышали небось, что с такими вот говорливыми происходит, и теперь, почуяв, что это может произойти прямо здесь, в их присутствии, поспешили вернуться к прерванным занятиям. Оно безопасней.
Это разозлило чужака.
И, пытаясь удержать за собой иллюзию победы, он спрыгнул на пол.
— Кто ты такой? — А в руке нож сверкает с небольшим, но аккуратным клинком, из тех, которые удобно носить тайно. Использовать тоже… воткнуть, к примеру, в бок случайному прохожему.
— Я — хозяин.
— Трактира?
— Этих земель. — Урфин перехватил руку и вывернул, не щадя, так, чтобы кости затрещали.
Чужака повесили на заднем дворе. Насколько Урфин мог судить, это огорчило лишь трактирщика, которому запрещено было снимать тело неделю: люди должны были видеть, что происходит с теми, кто подстрекает к бунту.
«…и, солнышко мое, я решил. В сентябре, когда жара спадет, а дожди еще не начнутся, мы отправляемся на выезд. Возьмем Долэг, Гавина… сама подумай, кто тебе еще нужен будет в дороге. Навестим несколько городов, в частности те, в которые я обещал вернуться… если выйдет, попадем на лошадиную ярмарку в Игрейне. Совершенно потрясающее мероприятие.
…целую твою замечательную родинку.
Обещаю, что совсем скоро увидимся.
Урфин».
Усадьба «Четыре дуба» пребывала в том состоянии, которое лучше всяких слов свидетельствовало о полном разорении владельцев. Разбитая дорога. Одичавший сад, норовивший выбраться из плена ржавой ограды. Проломленные, повисшие на одной петле ворота. И мертвый дом, к дверям которого была приколочена бумага. Из нее следовало, что усадьба, вкупе с прилежащим парком, где имеются три фонтана — Сержант сомневался, что хоть один из них работает, — а также садом, пасекой и прочими землями, изъята решением суда в пользу кредиторов.
Имена сих достопочтенных граждан ничего Сержанту не говорили.
Главное, человека, который прежде обитал в усадьбе, искать следовало в другом месте. Но где?
Сержант обошел дом, убеждаясь, что умирала усадьба долго, вероятно, на протяжении нескольких человеческих жизней. Эти трещины в фундаменте появились давно, и будь хозяева хоть сколь-нибудь внимательны, они бы не позволили трещинам разрастись. И плесень со стены убрали бы, равно как плети плюща, который, впиваясь в камень, камень же разрушал. Заколоченные досками окна. Отсыревшие разбухшие подоконники. И куски обвалившейся черепицы… пожалуй, дом было жаль.