Каменный пояс, 1987 (Петрин, Альманах «Каменный пояс») - страница 95

На первую страницу
Если звезда сгорает
и падает,
              это значит —
кто-то с ней умирает.
Если звезды не стало —
этого не услышат.
Лишь звездочет
                        устало
спустится с крыши.
Сядет, колпак снимет
и, как ребенок,
                       заплачет…
И у звезды есть имя.
У звезд не бывает иначе.

* * *

Вчерашняя строка не греет.
Не хочет прошлого душа.
А лист белеет,
                      лист белеет,
тревожить словом не спеша.
…Струна осталась не задета,
и с каждым часом все немее,
и я боюсь, что до рассвета
уж не успею…

Сергей Бойцов

СТИХИ

ДВА ПАМЯТНИКА

Где бежит Нарова-река —
крест Семеновского полка.
Справа — Нарва, а слева — море.
Здесь Петра натаскивал Карл.
Путь к величию — кровь и горе,
крест солдатам и тот бокал,
под Полтавой Петром подъятый
«За науку!..» И крест солдатам
за науку? За кровь и муку?
Я смотрел и ответ искал.
Нет, совсем нетрудно понять,
зная следствия и причины,
отчего на полях Отчизны
кровью полита каждая пядь.
Уходя от того креста,
вспомнил памятник я другой,
до него от того креста
пролегла не одна верста —
вся Россия с ее судьбой.
Резко вырубленная глыба
над Амуром серым, седым —
в память строивших в топях гиблых
город юный, как гимн молодым.
Между ними не километры.
В грань фундамента и креста
бьются разных историй ветры:
кровь — в одной, а в другой — мечта.

* * *

После юности шумной, пылкой,
солнце тихо вползло в зенит.
Стариной тряхну, как копилкой,
и послушаю — не звенит.
Бестолковый и бессловесный,
бывший мною, любил сильней.
Был отчетливей свод небесный,
и речная вода — синей.
Но желать не могу возврата
к тем годам, где гадал о том,
что случится со мной когда-то, —
все случилось в свой срок, потом.
В газетенке, где объявления,
напечатаюсь в пару строк:
«Обменяю свои волненья
на покой…» Да всему свой срок.
Реки синие почернели,
листопадный промчался пал.
И внезапный, как печенеги,
снег с неясных небес упал.

* * *

Снег за окном — как белая полива.
Мороз-гончар все в печь свою составил.
А яблоня, как скомканная лира,
дрожит, колдует, чтобы снег растаял.
Дикарка, и породою, и нравом,
нашептывает стенам и карнизам,
разжалобила крышу, ту, что справа, —
весь двор теперь сосульками унизан.
Не тот ли отзвук яблоневой смуты
я узнаю, когда, пальто снимая,
ты спрашиваешь взглядом: «Почему ты
не обратил январь в начало мая?»

Сергей Жмакин

МАТЬ

Рассказ

Молодой фотокорреспондент областной газеты Юра Костромин возвращался из командировки.

Предъявив контролеру билет, он вошел в «Икарус» и занял свое место у окна, с привычной заботливостью устроив кофр с фотоаппаратами возле ног. Ехать предстояло более двух часов, и Юра уже заранее предвкушал, как вздремнет в удобном кресле комфортабельного автобуса. Сегодня он проснулся ни свет ни заря. Редакции потребовался фоторепортаж о весеннем бороновании, и ранним утром Юра одиноко потопал по пустым, холодным улицам на вокзал, чтобы первой электричкой отбыть в отдаленный район.

Следующая страница