— Я не силен в статистике и все-таки не стал бы присуждать Москве приз за милосердие... Если ты поможешь мне, поможешь по-настоящему, я постараюсь облегчить судьбу дорогого тебе человека.
— Одни слова... что, черт подери, вы можете сделать?
— Могу повторить то же самое, что сказал час назад твоему плешивому другу: я ничего не должен своему правительству, а вот оно мне задолжало чертовски много. Мне нужна твоя помощь, Бенджамин.
— Я помогу вам! Таков приказ; не думайте, что я клюнул на вашу дешевую подачку. Но учтите, если вы станете совать свой нос куда не надо, вам отсюда не выбраться. Вам понятно?
— Это лишнее... У меня нет никакого интереса к целям и задачам «Новгорода». В конечном счете это дорога в никуда... Хотя надо отдать должное: этот комплекс похлеще, чем «Диснейленд», который «Новгороду» и в подметки не годится.
Бенджамин невольно прыснул от неожиданного сравнения.
— Тебе не случалось бывать в Анахайме?
— Я не мог себе этого позволить.
— Все еще впереди, можно использовать дипломатические паспорта.
— Я не мог даже предположить, что в вас есть что-то человеческое. Давайте выйдем и поговорим начистоту.
* * *
Они находились в царстве декораций. По мосту перешли в «Нью-Лондон» (штат Коннектикут) — центр сборки американских субмарин. Они прогуливались по берегу Волхова, который на этом участке представлял из себя копию военно-морской базы. Копия была выполнена тщательно, но в уменьшенном масштабе. Базу окружала высокая проволочная ограда, прохаживались вооруженные «морские пехотинцы»; на бетонных стапелях были установлены макеты могучих «жеребцов» американского ядерного подводного флота.
— Здесь все точно: и расположение и расписание — вплоть до мелочей, оснащающих пирс, — сказал Бенджамин. — Здесь нас учат преодолевать систему охраны. Мне кажется, это лишнее.
— Ничуть. Мы все-таки довольно хорошо работаем.
— Согласен, но мы получше. За исключением незначительных случаев. Вы должны с этим согласиться...
— Что ты имеешь в виду?
— Если забыть о вашем обычном трепе, «белая» Америка никогда не знала рабства. А мы знали...
— Это все кануло в Лету, юноша... К тому же ты весьма выборочно подходишь к истории...
— Вы говорите как кабинетный ученый.
— Допустим, я им был когда-то...
— Уверяю, я нашел бы, что вам возразить.
— Видно, там, где тебя учили, была достаточно либеральная обстановка и допускались споры со старшими.
— Да бросьте вы! Что за чушь? Даже болтовня об академической свободе давно стала историей. Посмотрите на студенческие городки. Гам тебе и рок, и джинсы, и столько «травки», что бумаги не хватает сворачивать.