Человек приближался к священному огню, и страх рос. Это чувство менялось. Посланник нес угрозу, но теперь Субетай ощущал страх этого человека: он отчаянно боялся за свою жизнь.
— Он не пройдет, — уже твердо повторил Субетай.
Чингис-хан кивнул, продолжая следить за посланником.
Когда тот проходил мимо костров, пламя выгнулось. При полном безветрии это было особенно заметно.
Посланник не мог этого видеть. Он и не успел бы ничего сделать. Огонь заслонял людей, которые ждали его, чтобы перерезать горло.
Субетай вздрогнул.
— Вот как… — Чингис-хан смотрел, как тело волокут прочь. — Вот как. Ну, хорошо.
Через некоторое время, собрав союзников, Чингис-хан отправился в земли хашинцев. Шаман поехал с Чингис-ханом.
Ставка опустела. Охранять жителей остались несколько мужчин, в том числе Субетай с Булганом.
Месяц прошел спокойно.
Субетай думал о словах шамана, о Борте. О том неявном, несказанном, что проступает в рисунке. О чувстве, которое проявляется в изготовлении войлока. О любви, которая равна жизни.
Ночью выпал первый снег. Субетай весь день был в дозоре. С небольшой возвышенности он осматривал окрестности.
О вечное Небо, что же еще можно чувствовать, глядя на эти места? Субетаю хотелось идти и идти. Он не раз бывал за дальним холмом, но всегда ждал, что там, впереди, начнется настоящее. То, к чему он должен идти и придет. Что еще можно чувствовать? Только желание пути. Предчувствие бесконечного пути, обнимающего эту землю…
— Субетай! — его резко окликнул старик дозорный. — Скачи назад, живо! Татары!
Субетай развернул своего чернохвостого буланого и увидел всадников, ворвавшихся в долину.
«Лишь бы успеть, о Небо, лишь бы успеть», — как заклинание повторял Субетай, нахлестывая коня.
— Татары! — выкрикнул он, прискакав в селение. Гнев и тревога мешали ему говорить, но повторять не пришлось. Слово разнеслось в один миг. Мужчины, оседлав коней, бросились за ним.
Субетай знал, что женщины начали привычно укладывать вещи, чтобы можно было переждать в лесу, сколько потребуется. Набег, опасность — все было, как всегда. Но в этот раз он очень боялся за своих. Может быть, потому, что за эти недели мать стала ему ближе, он как будто помирился с ней? А сейчас Борте оставалась одна с младшими детьми — Джучи уехал с отцом.
Защитники подоспели, когда дозор уже вступил в схватку с врагом.
Субетай и Булган бросились на помощь старику, на которого напали два татарина. Субетай рассек своему противнику шею, и тот обмяк в седле, давясь кровью. Но жизнь старика-монгола продлилась не надолго — ему выстрелили в спину.