Но однажды он понял, о чем говорил шаман. К тому времени уже не было необходимости запугивать соседние народы. И Субетай начал предлагать Чингис-хану поездки, не слишком важные для монголов. Он стал ездить в земли, где, как ему казалось, могут жить племена, родственные меркитам. Родственные роду Чильгира. Знакомясь с ними, проверяя готовность дани к отправке, Субетай искал оленей с головой хищной птицы.
Всем было известно, что монгольский посол — любитель древних украшений, и дары для него готовили особые. Но Субетай не видел ничего похожего на свой амулет.
С каждой поездкой он оказывался все ближе к Золотым горам. В северной стороне оставалось мало племен, у которых он не побывал.
По дороге в страну горных пастухов, Субетай вновь подумал об этом. Ему казалось, что с тех пор, как он узнал правду о своем отце, он каждую минуту помнит о нем. Что бы ни происходило, все эти годы. Субетай стремился найти земли отца, и вот он оказался в стране по соседству с Золотыми горами. И даже не заметил этого. Настолько он привык к ожиданию и мгновенной опустошенности, соединенным, казалось, навсегда, ставшим одним чувством.
Отряд проезжал распадок.
Сколько людей прошло этой дорогой? Их разговоры, смех, эхо голосов, скрип повозок — все осталось, впитанное землей, травой, камнями. Эта трава — потомок той, что смяли их кони. Деревья — потомки тех, что видели их.
Земля хранит, сохранила. Все, что прошло — в земле. Все, что можно узнать — увидеть, потрогать — все под землей. Там же, где ее временные хозяева.
Впрочем, не более чем гости. Принимает земля. Когда они уходят — откочевав в другое место, вымерев от болезней и голода, убитые проходившим воинственным племенем, которое не собиралось здесь задерживаться — земля остается, в покое, перебирая свои воспоминания. Изредка позволяя случайным путникам найти нечто оброненное давным-давно позабытым охотником, давно умершей красавицей — пряжку, бубенчик, драгоценную раковину каури, наконечник стрелы. Или игрушку, отброшенную ребенком, который позже стал грозой своих мест, безжалостным разбойником, проклятьем. И только мать, молясь за него, вспоминала его мальчишкой и тот переход, когда он тяжело болел и долго плакал, потеряв где-то свою погремушку.
На перевале, недалеко от поселения, небо внезапно затянуло тучами.
Субетай добавил свой камешек к горке, сложенной путниками на самом высоком месте, на выступе скалы. По выступу шли, как линии на ладони, глубокие трещины.
Внизу лежала долина, полускрытая тенью от тучи. Небо было странно разделено надвое, с одной стороны темное, грозовое, с другой — бледно-серое, чуть подсвеченное.