За несколько дней, каких-нибудь две недели, все изменилось. Вдруг все начали говорить, что Темучжин далеко пойдет. Что таких бы побольше. Оказалось, что все так всегда и думали. Теперь многие считали необходимым помочь ему — ведь это Темучжин, не кто-нибудь. Кое-кто предполагал, что когда-нибудь он будет им за это благодарен, причем в этом отдаленном времени Темучжин виделся человеком, имеющим власть. Оэлун только качала головой и вспоминала совсем недавние события, когда нечем было хвалиться Темучжину, когда ему оставалось только умереть от стыда и не позорить свой род. И не могла поверить, что этот решительный молодой воин, умеющий ладить с пожилыми, пользующийся уважением заслуженных, что это просто мальчишка, каким он казался ей совсем недавно.
Переговорив с Ван-ханом, Темучжин попросил помощи у родственников и послал за Чжамухой, своим побратимом. Они дружили с детства. И хотя они давно не виделись, Темучжин знал, что по первому зову он приедет.
И действительно, Чжамуха со своими людьми приехал сразу же. Он был очень взволнован.
— Здравствуй, брат, — они обнялись. Чжамуха тяжело дышал. — Мне как сказали, что с тобой стряслось, у меня все внутри перевернулось. Ну ничего, мы все наше вернем, а им отплатим. Вот увидишь.
Темучжину не нужны были утешения. Он делал то, что должен был сделать. Хотя бы для того, чтобы изменить представление о себе, возникшее в утро нападения меркитов. Он, конечно, не от страха убежал тогда. Он и сам не знал, почему он так поступил. Просто делал, что должен. Просто вскочил на коня, проверил, готова ли мать и младшие братья, и все. Может быть, дело в том, что их бы всех поубивали тогда. Его и братьев, во всяком случае. А плен — это все-таки жизнь. Лучше Борте в плену, чем он в земле. Если бы он не бежал тогда, теперь мать не знала бы, где его могила. Странно, но с этого случая Темучжин понял, что все, что он делает — даже если это кажется ошибкой — это всегда ведет его к цели. Тогда он не знал, к какой.
Так что он не нуждался в утешениях. Но все равно хорошо, что Чжамуха сочувствует ему. Темучжин знал, что Чжамуха никогда не усомнился бы в нем, как братья. Он всегда верил, что Темучжин прав.
Чильгир тосковал, как будто ему предстояло расстаться с Борте. У него были плохие предчувствия.
— Я буду помнить тебя и там. И ты будешь помнить меня, — говорил Чильгир Борте. — Тебе будет тяжело без меня, а я буду скучать по тебе.
Ей казалось, что ему нравится пугать ее. Она не понимала, зачем он говорит так серьезно, как будто сам в это верит.