Не знаю, как принято вести себя, когда впервые звучит это слово — «развод». Никто меня не научил. Никто не предупредил, что к этому вообще нужно быть готовой! Я прекрасно знаю, что делать и кому звонить, если бабушке станет плохо, если Маркуша подавится едой или если я найду на берегу раненого тюленя. Я не растеряюсь ни в одной из этих ситуаций. Да что там, я даже умею делать искусственное дыхание и пользоваться огнетушителем! Но это…
У многих в школе родители не живут вместе, появляются отчимы и мачехи, сводные братья и сестры. Но никто не говорит об этом. Никто ни разу не поделился со мной, как узнал, что его родители решили разойтись, и что сделал потом? Разгромил комнату? Слушал весь день грустную музыку? Рыдал в туалете? Как следует поступать в таких случаях?
— Женечка! — укорила бабушка маму.
— А что такое? — взмахнула рукой мама. — Ну, разводимся и что? Ты предлагаешь из этого трагедию сделать? Вон у Маринки уже четвертый муж и ничего, все дети довольны.
Может быть, в мамином мире или в Маринкином мире все счастливы, если кто-то разводится. Некоторые африканские племена на похоронах танцуют, поют и вообще веселятся, потому что душа покойника переселяется в лучший мир. Но что-то я не уверена, что после развода меня, Маркушу или папу ждет лучший мир. Маму — скорее всего. Она считает, что трагедии бывают только у слабаков. А у сильных личностей это называется «временные трудности» или еще лучше — «жизненные перемены». Сильная личность во всем найдет положительную сторону и повод порадоваться.
Так вот я вовсе не сильная личность. Поэтому я уткнулась в бабушкино мягкое и холодное белое плечо и заплакала. Вернее, заскулила. От жалости к себе, от беспомощности и от неизвестности, которую никогда прежде не ощущала так близко. А бабушка продолжала качать меня и гладить по голове: «Тихо, тихо, золотая ты моя девочка!». И я мысленно умоляла ее никогда не останавливаться.
— Господи, как жалко, — проговорила бабушка задумчиво. — И Сашу жалко, и…
— А меня тебе не жалко? — изумилась мама.
Бабушка, заикаясь как от испуга, пробормотала что-то вроде «Конечно, очень жалко», и стало ясно: она больше и полуслова не произнесет, чтобы спасти нашу семью. Пусть все кругом рушится, раз так хочется ее драгоценной дочке.
— Ну, хватит, не реви, — с раздражением попросила мама и прикоснулась кончиками пальцев к вискам. — И так голова раскалывается от этой погоды.
Раньше меня удивляло, что я совсем ничего не помню из раннего детства. Почему все забывают свой первый год жизни? Но однажды я кое-что увидела. Своими младенческими глазами, хотя мне уже исполнилось девять лет.