— Стало быть, не дочка, — сквозь слезы воскликнула Гелена. — Даже не пожалеешь. Всю жизнь… всю мою жизнь…
Судорожные рыдания перехватили ей горло.
— Вот возьму да наложу на себя руки! — закричала она вдруг.
Яжина обхватил ее голову.
— Дочка, — шептал он, — дочка… Да чем же я тебе помогу? Я же и сам… Я ведь и сам…
И больше ничего не мог сказать. Только прижался головой к заплаканному лицу Гелены и тоже разрыдался.
Дося Вевюрская была музыкальна от природы да к тому же столько наслушалась за годы, проведенные в гардеробе филармонии, что вдалеке, внизу, знала, как идет концерт. Когда после трагического минора зазвучал чудесный мажор финала Пятой симфонии, она встрепенулась, стряхнула с себя не то дрему, не то задумчивость, в которой пребывала вот уже полчаса, и приготовилась к решительным действиям, — окинула взглядом ряды пальто и шуб, сгрудившихся на вешалках, взглянула на шляпы, мужские и дамские вперемежку, проверяя, все ли в порядке, и прикидывая, откуда придется начать. И тут-то она заметила, что в просторном вестибюле, среди людей, которые пришли встретить своих близких, есть и знакомые. Напротив ее барьера, напротив ее «царства», как она сама его называла, прохаживался взад-вперед солидно, как этого требовала его полнота, Франтишек Голомбек. Он доброжелательно улыбнулся ей.
— Добрый день, вернее, добрый вечер, пан директор, — сказала Дося. — Видела я, видела — жена ваша сегодня с сыновьями пришла. Какие уже большие мальчики!
— А вы не знаете, скоро кончится? — спросил Голомбек.
— Сейчас конец, уже трубы играют, — воскликнула Дося.
— Жена у вас раздевалась?
— Нет, пани директорша всегда раздевается там, дальше, у Вероники. Но вы туда не ходите, там всегда давка.
Сквозь триумфальные звуки фанфар наверху почувствовалось оживление, на лестницах появились капельдинеры в красных куртках. Шоферы, гревшиеся в вестибюле, вышли на улицу. Несколько слушателей уже спустились по лестнице, быстро оделись и покинули филармонию. По всему было видно, что концерт подходит к концу.
Неожиданно двустворчатые стеклянные двери распахнулись, и в вестибюль стремительно вошла высокая молодая девушка. Чуть не столкнувшись с Голомбеком, она отпрянула, а затем, хотя лицо ее было озабоченным, невольно улыбнулась и поклонилась ему.
— Чуть не сшибла вас, пан директор! Простите, я очень спешу к тете.
И она подошла к барьеру.
— Где у тебя глаза, Ядька! — недовольно проговорила Дося. — Если болтать пришла, так могла бы и пораньше. А то концерт уж кончается.
Ядвига, она же «Жермена», так странно посмотрела на Досю, что та встревожилась.