В том случае, захваченный любопытством, я опустился на колени, чтобы заглянуть под перемычки в канализационный коллектор, выяснить, что это за свет и тени. Без сомнения, я оказался в состоянии легкого транса, потому что наклонился чуть ли не к решетке, буквально уткнулся в нее лицом. Я не только руководствовался желанием узнать, что находится под решеткой, но и пребывал в уверенности, что найденное там необходимо мне ничуть не меньше воздуха, воды, еды, без которых невозможно жить.
Внезапное появление неожиданного союзника на той пустынной улице Магик-Бича разрушило чары и позволило мне подняться. Позднее я понял, что едва не открыл для себя то, что могло стать для меня концом: не просто смертью, но ужасным и мучительным концом.
Так что теперь я не последовал за крысами к дренажной решетке, а отвернулся и прошел мимо, чуть ли не пробежал. Я отшагал четыре квартала, полностью забыв про батальоны облаков, не замечая ветра, выбросив крыс из головы. У меня вдруг случился приступ двигательного возбуждения, какие иногда обрушиваются на нас, когда мы, будучи моложе десяти лет, случайно открываем истину, предназначенную только для взрослых, суровую правду, которая врывается темнотой в свет невинности, заставляя нас бунтовать против этого нападения на чудо, повернуться спиной к играм, велосипедам, любым способам отвлечения. Через несколько часов мы выходим из этого состояния, как спящий — из сна, сплетаем вокруг себя кокон отрицания, защищающий нас от этой правды, хотя со временем хрупкий кокон рассасывается сам по себе.
Остановившись на перекрестке, посмотрев в ту сторону, откуда пришел, я не мог вспомнить ни одного дома, которые миновал. Все мысли занимала только решетка с зигзагом молнии, оставшаяся в четырех кварталах южнее. На время, потребовавшееся мне, чтобы преодолеть эту дистанцию, я даже забыл, почему я здесь. Только теперь вспомнил маскарадного ковбоя, его безжалостный взгляд, его загар, обретенный в отпуске, который он провел в аду.
Сердце, подстегнутое мозгом, билось сильно и часто, словно я еще находился в шаге от зловещей дренажной решетки. Чтобы дать ему время чуть успокоиться, снизить частоту ударов до уровня, который не вызывает паники в палате реанимации, я огляделся.
Как выяснилось, прибыл я в район старых промышленных зданий, по большей части из темно-красного или светло-желтого кирпича, с крышами из черепицы, шифера и оцинкованного железа. Некоторые оштукатурили, но штукатурка потрескалась везде, а кое-где ее покрывали пятна таких необъяснимых форм, что они казались отражениями Армагеддона в кривых зеркалах комнаты смеха. Некоторые здания, похоже, использовались. Другие стояли заброшенными и покинутыми. Их выдавали выбитые стекла, горы принесенного ветром мусора в дверных арках, сорняки, выросшие в трещинах примыкающих дворов, и покосившиеся сетчатые заборы, эти дворы окружающие.