— Я лишь немного промок.
— А я лишь немного беременна. Тебе надо ходить в галошах.
— Я не из тех, кто носит галоши. Где ты сейчас?
— Там, где ты меня и оставил. В коттедже у моря, с Тимом. Мы испекли булочки, а теперь едим их, играя в карты.
— Ты не можешь быть в коттедже, в паре сотен миль отсюда, и купить мне всю эту одежду.
— Каждое место в конце концов одно и то же место.
— Еще одна загадка.
— Ты слышишь загадки, но я их не загадываю.
Высоко в небе гром прогремел с такой силой, будто обрушилось огромное здание, а здесь, внизу, завибрировали стены магазина, возможно предчувствуя, что вот-вот рухнут.
— Продавец сказала, что ты назвалась моей сестрой.
— Люди слышат то, что им надо слышать.
— Я хотел бы, чтобы ты была моей сестрой.
Клянусь, я слышал ее улыбку, когда она ответила:
— Это так мило с твоей стороны, странный ты мой, и я знаю, что ты не хотел унизить меня.
— Унизить тебя? И что это значит?
— Только то, что значит, как ты со временем поймешь.
Тишину, воцарившуюся после громового раската, заполнили более близкие звуки: шуршание в воздуховоде, за вентиляционной решеткой в дальней стене примерочной, под самым потолком. Что-то постукивало, потрескивало, поскрипывало.
— А теперь скажи мне, события этого дня нагнали на тебя страху? — спросила Аннамария.
— Пока я был там, да. Но теперь все хорошо.
— Признавай свой страх, странный ты мой. Бесстрашие для безумцев и наглецов. Ты к ним не относишься. Тем, кто вверяют тебе свои жизни, ты хорошо послужишь только в том случае, если будешь бояться чего следует бояться. Ты уникальная душа, дитя милосердия, но ты все равно можешь подвести себя и других.
Я подумал о торговом центре «Зеленая луна» в Пико Мундо девятнадцатью месяцами ранее, когда многие спаслись, но некоторые погибли, в том числе и та, кого я любил больше, чем себя, больше жизни.
Я сел на скамью, на которой раньше дожидалась меня аккуратно сложенная чистая одежда.
— По правде говоря, мэм, давно уже я не испытывал такого страха. И я боюсь бояться.
— Боишься бояться, но почему? — спросила она, хотя мне казалось, что она знает меня лучше, чем я сам, и могла бы не задавать этот вопрос.
— Мне бы не помешала добавка отваги. Или, как сейчас модно говорить, силы духа. Я могу выдерживать боль и уходить от преследования, но мне нельзя терять надежду. Отвага и юмор: смех в темноте — моя надежнейшая защита. Обычно я сдерживаю страх шуткой, но это срабатывает лишь на какое-то время. Истинная храбрость, которая у меня есть, ограничена и идет от отчаяния, выплескивается на короткое время, и ее обычно хватает в кризисный момент. Если же кризис растягивается во времени, а я подозреваю, что сейчас тот самый случай, если страх будет длиться и длиться, тогда вся храбрость точно выйдет из меня до того, как станет необходимой позарез.