И вновь мы медленно ползем на юг сквозь холодную ночь. Еще несколько миль — и взорванный динамитом мост или разрушенный участок железной дороги. Остановка, пляшущие огни факелов, огромные костры, вдруг вспыхивающие в пустыне, и четыре сотни людей, с бешеной быстротой выскакивающие из вагонов и набрасывающиеся на работу. Вилья отдал приказ торопиться…
Мы захватили Бермехильо вчера в полдень. Конница еще за пять километров к северу от города перешла в галоп и пронеслась через город во весь опор, вытеснив застигнутый врасплох гарнизон из города в южном направлении. Отступивших преследовали с боями пять миль, вплоть до асьенды Санта-Клара, и убили сто шесть colorados.
Через несколько часов после этого Урбина появился в районе Мапими, и восемьсот colorados, получив потрясающее известие, что вся армия конституционалистов атакует их с правого фланга, покинули этот пункт и отступили в Торреон. Напуганные федералисты отступали по всем направлениям, стягивая свои силы к этому городу.
К вечеру по узкоколейке из Мапими прибыл маленький товарный поезд.
Из поезда доносились громкие звуки струнного оркестра из десяти инструментов, исполнявшего «Воспоминания о Дуранго», под которые я так часто отплясывал с солдатами в Ла Тропа. Крыши, двери и окна поезда были облеплены мексиканцами, которые пели, отбивая такт ногами, и палили из ружей в честь вступления в город. У станции этот забавный поезд остановился, и с него сошел не кто иной, как Патрицио, боевой кучер генерала Урбины, бок о бок с которым я проездил на коне столько миль, с которым частенько вместе танцевал. Он заключил меня в объятия, восклицая: «Хуанито! Вот он, Хуанито, мой генерал!»[19] За минуту мы задали друг другу миллион вопросов. С собой ли у меня фотографии, которые я сделал с него? Собираюсь ли я идти с войсками в Торреон? Где произойдет сражение? Знает ли Патрицио, где дон Петронило, Пабло Сеанес, Рафаэлито? В самый разгар всех этих вопросов кто-то закричал: «Да здравствует Урбина!» — и на верхней ступеньке появился собственной персоной старый генерал — бесстрашный герой Дуранго. Он хромал и поэтому опирался на двух солдат. В руках он держал винтовку — старый отслуживший уже Спрингфилд, с полустертой мушкой. Он был подпоясан патронной лентой. На мгновение он застыл на месте, с бесстрастным выражением па лице, впившись в меня маленькими жесткими глазками. Я подумал уже, что он не узнал меня, как вдруг он выпалил своим резким голосом: «Это не тот фотоаппарат, что был тогда. А где же тот?»
Я уже хотел ответить, но он перебил меня: «Знаю, вы оставили его в Ла Кадене? Ну как, бежали очень быстро?»