«Да, мой генерал».
«И вы прибыли в Торреон, чтобы опять удариться в бегство?»
«Когда я бросился бежать из Ла Кадена, — заметил я с раздражением, — дон Петронило с войсками был уже на милю от него».
Он не ответил и, прихрамывая, стал спускаться по ступенькам вагона, сопровождаемый взрывами смеха солдат. Подойдя ко мне, он положил мне руку на плечо и легонько ударил по спине. «Рад тебя видеть, compañero», — сказал он.
Через пустыню к санитарному поезду начали пробираться раненные в битве у Тлахуалило. Поезд стоял намного выше основной линии составов. На плоской бесплодной равнине, насколько хватал глаз, я различал только три живые фигуры: хромающего человека без шапки, с рукой на перевязи, в пропитанной кровью одежде, еще одного, ковыляющего рядом со своей еле бредущей лошадью, и далеко позади них — мула, на котором сидели верхом два перевязанных бинтом солдата. В жарком воздухе ночи до нашего вагона доносились стоны и вопли…
В воскресенье утром мы уже снова сидели на «Эль Ниньо» в голове ремонтного поезда и медленно двигались по железнодорожному пути параллельно с армией. Другая пушка — «Эль Чавалито» — была установлена на платформе, прицепленной позади нас. За ней следовали два бронированных вагона и один ремонтный. На этот раз женщин в поезде не было. У всей армии был совсем иной вид. Она извивалась двумя огромными змеями параллельно нашему пути. Не было слышно ни смеха, ни криков. Мы подошли уже почти вплотную к цели. До Гомес-Паласио оставалось восемнадцать миль, и никто не знал, что задумали федералисты. Не верилось, что они подпустят нас так близко, не попытавшись остановить.
Непосредственно к югу от Бермехильо характер местности изменился. Вместо бесплодной пустыни потянулись поля, окруженные оросительными каналами, вдоль которых росли огромные зеленые тополя, словно столпы свежести, так радовавшие глаз после выжженной голой земли, через которую мы только что проезжали. На хлопковых полях неубранные белые коробочки гнили прямо на стеблях. Кукуруза только что выпустила свои редкие зеленые листья.
По глубоким полноводным каналам под сенm. деревьев быстро струилась вода. Пели птицы. По мере нашего продвижения на юг цепи голых гор на западе медленно надвигались на нас.
В Санта-Клара мощные колонны войск остановились и начали развертываться направо и налево. Узкие цепочки войск медленно продвигались по равнине, покрытой солнечными бликами и тенью огромных деревьев, и, наконец, шесть тысяч человек вытянулись в одну линию фронта. Правый фланг проходил через поля и канавы, вдоль последнего обработанного поля, через пустошь и упирался в самое предгорье, а левый фланг пересекал бесконечную равнину. Рядом с нами негромко прозвучали трубы, и армия мощным фронтом через всю равнину двинулась вперед. Над ней реяло, словно ореол славы, облако пыли в пять миль шириной. Развевались флаги. В центре, на одной линии с флангами двигался вагон с пушкой, а рядом с вагоном скакал Вилья со своим штабом. В расположенных на пути маленьких селениях мирные жители (pacificos) в больших шляпах и белых блузах стояли молча, с изумлением наблюдая за движением этого странного войска. Один старик гнал домой коз, но волна всадников на взмыленных лошадях надвинулась на него, озорно крича, и все козы разбежались. Солдаты разразились хохотом. На целую милю пыль клубилась из-под тысяч копыт. Армия следовала дальше. В деревне Бриттингэм армия остановилась, и Вилья со штабом подъехал к пеонам, наблюдавшим за ним с небольшого холмика.