– Говори какое.
– Так сразу тебе и скажи, – усмехнулся боярин. – Сперва на княж двор поедем.
Сотского Микульчу и его домочадцев уже увели. Часть дружинников осталась сторожить двор. Остальные двинулись к княжьей Горе. Впереди ехал новый тысяцкий, Добрыню спереди и сзади окружали отроки. Миновали купеческие и ремесленные усадьбы Копырева конца. Чуть поодаль начались боярские дворы с затейливыми теремами, видными из-за глухих высоких тынов, с обширными хозяйственными и жилыми клетями. Ворота каждой усадьбы отделаны по-особому, на вкус хозяев – с резными ангелками, с петушками и китоврасами, со змееголовыми чудищами, с деревянными головами домовых духов, насаженными поверху.
Одной длинной и широкой улицей доехали до ворот в городьбе, окружавшей княжью Гору. Недалеко от Бабина торга тысяцкий свернул к Васильевской церкви. Место было знаменито среди киевлян тем, что здесь четверть столетия назад томился в порубе полоцкий князь Всеслав. Потом взбунтовавшая чернь развалила топорами темницу и вознесла Всеслава на киевский стол. А над ямой позже поставили новый сруб. К нему и привели Добрыню.
Пошептавшись с двумя кметями, Наслав Коснячич обратился к Медведю:
– Испытаний два, но первое может показаться тебе простым. Слезай-ка с коня.
Пока он это говорил, отроки откинули дверцу на скате поруба.
– Это дыра подземного лаза, – быстро сказал тысяцкий. – Тебе нужно пройти по нему. Там и обрящешь первое испытание.
– Куда ведет лаз? – спросил Добрыня, заглянув в яму и принюхавшись. О подземных пещерах, тянущихся во тьме и глубине на многие версты, он знал. На вход в одну такую наткнулся однажды в расщелине лесной горы. Волхвы говорили, что эти ходы роет под землей Велес и не человечьего ума дело вызнавать, для чего они богу и куда ведут.
– Узнаешь, когда выйдешь.
– Ладно, – согласился Добрыня.
Он вернулся к коню, отвязал мешок с серебром и прикрепил на поясе. Ремень сильно обвис от тяжести.
– Будет мешать, – попытался отговорить боярин.
– Мое дело, – угрюмо повторил Медведь.
Кожаный торок с головой Соловейки он бросил тысяцкому.
– Если что со мной – отдай князю.
Добрыня подошел к порубу, встал на порог и, старательно перекрестившись, ухнул вниз. Отроки тотчас захлопнули дверцу, наложили прочные запоры.
– Попался, зверь.
– А серебришко-то у него осталось, – разочарованно протянул кто-то.
– Захочет выйти – отдаст, – самодовольно молвил Наслав Коснячич. – Виру за битую голову Острата им заплатит.
Кмети засмеялись шутке. Тысяцкий положил на землю торок, ослабил затяжку и сунул внутрь руку. Вдруг, извергнув проклятье, отскочил, повалился набок, стал бешено тереть ладонь о землю. Из мешка шла тяжелая смрадная вонь. Отроки, затыкая носы, рассматривали мертвую голову.