Кажется, вот там, слева.
Торопов поправил фуражку, надвинул ее на глаза, так, чтобы защититься от солнца.
Не спеша, прогулочным шагом. Не забывать козырять встречным офицерам. Еще бы разбирать, кто из них старше по званию…
Проходивший мимо мальчишка в форме гитлерюгенда выбросил руку в приветствии и провозгласил «хайль Гитлер», Торопов поднял руку в ответ и похолодел — а вдруг еще не принято офицерам вот так салютовать? Для вермахта обязательное партийное приветствие ввели в сорок четвертом, после покушения, а в тридцать девятом СС и СД вполне могли на улице козырять… Чертов молокосос!
Но с другой стороны, нельзя не признать, что с воспитанием молодежи в Третьем рейхе все очень хорошо. Даже великолепно. В Рашке двадцать первого века такое себе и представить невозможно.
Торопов усмехнулся — он впервые назвал Россию Рашкой. Сам назвал, а раньше в Сети этого ублюдочного названия Великой Родины ему хватало, чтобы вступить в конфликт, устроить свару с оскорблениями и обвинениями в непатриотичности и русофобии. Ничего, скоро и в Рашке будет наведен порядок. Очень скоро.
А лодочной станции все не было.
Торопову очень хотелось пить, пот пропитал сорочку, стекал по спине и по лицу, приходилось стирать его платком со лба и щек. Очередной оркестр, будто специально, начинал играть «Воздух Берлина», как только Торопов к нему приближался.
Где ж эта лодочная станция?
И пить. Пить хотелось особенно сильно, когда рядом — множество кафе и просто столиков с напитками. Холодными, в запотевших стаканах. Просто подойти и сунуть пятерку? А продавец попросит мелочь, у него не будет сдачи, как это принято у торговцев всех наций. И что тогда?
Нужно было идти вправо, в противоположную сторону.
Торопов прикрыл глаза ладонью, взглянул из-под нее на озеро. Сколько до противоположного края? Ну — километр. Полтора. Озеро круглое, длина окружности два пи эр. Эр — радиус, умножаем на три и четырнадцать сотых… и на два… сколько получается? Мозги совсем не работают. Километров пять-шесть, если обходить озеро полностью.
Очень хочется расстегнуть китель, но для этого нужно снять ремень, а это уже вопиющее нарушение формы одежды. Даже не зная германского устава или правил ношения формы, Торопов прекрасно сознавал, что привлечет внимание подобной небрежностью. Цепляются патрули к офицерам СД? А полковники могут им делать замечания?
Ни то ни другое совершенно не привлекало Торопова.
Белые туфли запылились, потеряли блеск. Торопов оглянулся по сторонам, отошел к дереву и быстро протер носки туфель ладонью. Пыль, смешавшись с потом на руке, превратились в комки грязи, пришлось обтереть ладонь о ствол липы.