И ладно, упрямо повторял Сухарев. Как угодно. Нужно вылечиться, получить справку о том, что здоров, что проклятая контузия не превратила его в сумасшедшего, а потом… А еще может быть, что Зимянин соврал и особый отдел дивизии не погиб… И что командир полка не погиб.
Дождаться комиссии, приказал себе Сухарев. И ждал, честно выполняя все предписания врачей.
И вот, кажется, дождался.
Сухарев вышел из столовой, перед дверью кабинета начальника госпиталя одернул пижаму, понимая, что все равно имеет в ней вид жалкий и болезненный. И ведь что обидно — голова почти не болела, головокружение ушло… почти ушло.
Сухарев постучал в дверь.
— Войдите! — прозвучало из-за нее.
Голос не начальника. У того — низкий бас, похожий на звук корабельной сирены. А тут — баритон. Звучный, почти концертный. Сухарев до войны любил ходить на концерты. И даже два раза был в оперном театре.
— Разрешите? — спросил Сухарев, остановившись на пороге кабинета.
Точно, не начальник госпиталя. Вместо военврача первого ранга за столом сидел пехотный старший лейтенант. Обветренное лицо, черные брови, легкий шрам от левого глаза тянулся к виску.
— Лейтенант Сухарев прибыл…
— Проходи, Сухарев, — сказал старший лейтенант и указал на стул перед столом. — Присаживайся. Куришь?
— Нет, — сказал Сухарев, опускаясь на край скрипучего стула.
— И правильно, — улыбнулся старший лейтенант. — Я тоже брошу. Значит, лейтенант Степан Ильич Сухарев…
Стол перед старшим лейтенантом был пуст, ни папки с личным делом, ни каких-либо бумаг — чисто. Значит, предстоит беседа по душам, понял Сухарев. А эмблема в петлицах — ерунда. Эмблема может быть какой угодно. Он и сам недавно носил в петлицах «крылышки». А перед этим был пограничником.
Было в старшем лейтенанте что-то располагающее, вызывающее доверие и даже симпатию с первого взгляда. Вот к таким людям Сухарев всегда относился настороженно. Так ему советовали инструктора, так научила жизнь.
— Я случайно увидел твой рапорт… — Старший лейтенант снова улыбнулся, на этот раз виновато. — Так, глянул, заинтересовался…
Как же, подумал Сухарев. Случайно увидел рапорт в особом отделе гарнизона. Краем глаза.
— То есть ты настойчиво требуешь наказать капитана Костенко…
— Я требую, чтобы его вопрос решил трибунал, — твердо произнес Сухарев. — И только он может определить вину капитана Костенко.
— И что показательно, — поднял указательный палец старший лейтенант. — Капитан Костенко пять минут назад вот на этом самом месте сказал приблизительно то же самое. Такое трогательное единодушие у обвиняемого и обвинителя… И похоже, обоим наплевать на дальнейшую судьбу семьи капитана Костенко.