Посреди роскошной столовой она выглядела посмешищем!
Ничуть не смущаясь реакцией мужчин, Нелл направилась к столу, уставленному различными блюдами, не сводя с еды восхищенного голодного взгляда.
Освободившись от неприятного удивления, Саймон поспешно произнес:
— Угощайтесь, прошу вас.
Она кивнула на ходу и подошла к столу.
Саймон медленно опустился на свое место. Севший напротив него Дотри умудрился сохранить совершенно бесстрастное выражение лица, что, несомненно, делало ему честь. В наступившей тишине неожиданно громко зазвенело столовое серебро — это Нелл в самом чудесном расположении духа накладывала еду в свою тарелку.
Наконец она уселась за обеденный стол.
— Где это вы достали эти… эту одежду? — поинтересовался Саймон.
— Одна из ваших служанок принесла мне ее, благослови ее Господь, — пожала плечами девушка.
Из этих слов он сделал вывод, что она даже не подозревает, насколько смешно и нелепо выглядит в этой одежде. Дотри искоса бросил на нее красноречивый взгляд. Саймона внезапно охватил гнев. Он непременно уволит ту идиотку, которая посмела издеваться над Нелл, дав ей эти лохмотья. Сейчас же! Он не потерпит такого поведения со стороны слуг!
Сделав над собой усилие, он погасил на время ярость и принялся за свой завтрак.
В это мгновение раздался звучный шлепок — Нелл уронила на стол кусок яичницы.
М‑да… Ее манеры оставляли желать лучшего. Надо будет… заняться ее воспитанием.
Зато она не страдала отсутствием аппетита.
Отложив вилку в сторону, Дотри внимательно изучал скатерть, и Саймон отлично понимал его чувства. Нелл ела так, что смотреть на нее было невозможно, просто неприлично! Склонившись над тарелкой, она обхватила ее обеими руками, словно боялась, что кто‑нибудь отнимет у нее еду. Жадно глотая кусок за куском, она то и дело поглядывала на сидевших рядом мужчин. Саймон с ужасом понял, что бедняжка старается оценить их аппетит и опередить, если им захочется добавочной порции.
В дверях появился лакей с вопросом, не нужно ли чего‑нибудь еще. Нелл испуганно вздрогнула при его появлении и с облегчением вздохнула, когда тот удалился, не забрав с собой ни одного блюда.
Охваченный внезапной нестерпимой жалостью, Саймон отвернулся от нее, делая вид, что разглядывает картины на стене. В дальнем углу висел портрет старого Рашдена, на губах которого застыла ехидная ухмылка. Возможно, его дочери повезло, что он не дожил до ее возвращения из небытия. Вряд ли старый граф обрадовался бы такой невоспитанной оборванке.
От этой мысли Саймону стало еще хуже. Ведь его тоже раздражали ее грубость и невоспитанность, ее нелепая одежда и ужасные манеры.